Сонда Тальбот - Записки Русалочки

Фонарь, висящий над рубкой, освещал ей путь своим единственным глазом. Волосы спутались на лице, а глаза, разъеденные солеными брызгами, почти ничего не видели. И все же она продолжала двигаться, в надежде на то, что шлюпка до сих пор пришвартована к «Дуврскому голубю». Резкий толчок снизу заставил Дону перелететь через перевернутое кресло, упасть и удариться головой о стекло — окошечко судовой кухни.

Дона застонала от боли, но сознания не потеряла. Проведя пальцами по голове, она почувствовала что-то теплое и влажное. По неестественно белым пальцам, по призрачным граням александрита текла бурая струйка. Наверное, это кровь… Она повернулась к стеклу, ожидая увидеть его расколотым вдребезги, но вместо этого ее взгляду предстало распростертое на полу судовой кухни тело Иво…

Все остальное делала уже не Дона, а какой-то другой человек. Кто-то другой спустился в кухню, кто-то другой вытащил Иво на палубу, не забыв при этом нацепить на него спасательный жилет. И кто-то другой пытался будить его, а потом вслепую волок на своих плечах по палубе, тщетно разглядывая в месиве волн спасательную шлюпку. А потом, когда этот «кто-то другой» понял, что надежды больше нет, он вооружился спасательным кругом и вместе с плохо соображающим Иво бросился в кипящие волны…

Дона тихо лежала, боясь пошевелиться и открыть глаза. Интересно, что страшнее? Шевельнуть рукой или ногой и узнать, что ты не можешь двигаться? Или открыть глаза и понять, что рядом с тобой котел, в который довольные черти подливают масло?..

Вначале нужно вспомнить все, что происходило с ней на «Дуврском голубе», а уж потом… Потом попытаться понять, где она находится. Дона напрягла свою память, и, надо сказать, это оказалось проще простого. События на яхте так живо встали перед ее внутренним взором, что Дона сразу же почувствовала и дрожь в коленях, и учащенное сердцебиение, и все прилагающиеся к страху эмоции и ощущения. Что ж, это говорит только об одном — она все-таки жива. Значит, нужно заставить себя открыть глаза…

Ее веки как будто спаяли свинцом или приклеили друг к другу сильным клеем… Доне стоило большого труда открыть глаза, а потом оглядеться по сторонам. Вначале картинка, представшая перед ее взглядом, поплыла, и Доне снова пришлось закрыть глаза. За первой попыткой последовала вторая, более удачная…

Комната, в которой она оказалась, была ей незнакома. Она была большой и очень уютной. Ее спальня в Кентербери тоже была не маленькой, но, по сравнению с этой, казалась жалкой пародией на спальню. Чего стоила одна кровать, на которой лежала Дона. Огромное ложе могло уместить четверых, а то и пятерых человек… Роскошное розовое белье, наверное, было очень дорогим. Вначале Доне показалось, что оно даже источает запах роз, но потом она поняла, что аромат исходит не от белья, а от тумбочки, на которой стоял пышный букет этих нежно-розовых цветов.

Оглядев комнату, заставленную изысканной мебелью и увешанную зеркалами в затейливых бронзовых рамах, Дона пришла к окончательному выводу: она не имеет ни малейшего представления о том, где находится. Было бы вполне логично, если бы она оказалась в больнице на белоснежной койке. Или у себя в Кентербери. Но здесь, в этой огромной роскошной комнате… Бред какой-то. Как она сюда попала?

Остается только один вариант. Ей нужно попробовать встать и найти кого-нибудь, кто смог бы ей все объяснить. В конце концов, у роскошной комнаты есть хозяин или хозяйка. И наверняка Дона здесь не одна. Так что… все в ее руках. Надо только постараться…

Вначале она пошевелила руками. Кажется, работают. И даже не болят. Только мышцы немного ноют. Скорее всего, потому что Дона долго плыла… Теперь ноги. Очень хорошо… Она не парализована и вполне здорова. А вот голова… Когда Дона оторвала голову от подушки, ей показалось, что ее мозг пронзила тысяча маленьких пчелиных жал. Какая боль! Она инстинктивно протянула руку к голове и ощупала ее. Похоже на большую шишку, в центре которой небольшая ранка… Точно, она ведь ударилась о стекло!

Дона убрала руку от головы и только сейчас заметила, что исчез ее любимый перстень, папин подарок. Красивый перстень с большим александритом — камнем, меняющим цвет в зависимости от погоды или освещения. Александрит символизировал одиночество. Может быть, поэтому Дона так любила этот камень. Ее камень…

Отец хотел купить к этому перстню такие же серьги — он часто говорил, что александрит принято носить в паре, — но не успел. Потому что ранним сентябрьским утром скончался от сердечного приступа… Дона тяжело переживала его смерть и с тех пор никогда не расставалась с перстнем.

Но куда же он мог подеваться? Скорее всего, соскользнул с пальца, когда она плыла… На секунду Дона позабыла о том, где она находится и что с ней случилось, до того расстроилась из-за пропажи перстня. Ну как она могла его потерять?!

Теперь уже ничего не поделаешь. Море едва ли услышит ее печаль и вернет перстень. Дона поднялась с кровати и сбросила с себя розовое одеяло. Рядом с кроватью кто-то предусмотрительно поставил тапочки. Надо сказать, очень забавные: два меховых зайчика с круглыми наивными глазками.

Дона улыбнулась и сунула ноги в уютные тапочки. На ногах они ощущались так же, как выглядели. Теплый мех согревал и мягко нежил ноги. Дона даже прищурилась от удовольствия. Но вопрос о том, кто это так мило о ней заботится, до сих пор оставался открытым. И Доне хотелось поскорее его закрыть. Она чувствовала себя Белоснежкой в гостях у семи гномов. Незнакомый и красивый дом, добрые хозяева, оставляющие тапочки под кроватью… Неплохое начало дня. Особенно после того, что случилось с ней вчера. Или не вчера? Кто знает, сколько времени она проспала на этой роскошной кровати?

Доне стало не по себе. Знает ли о том, где она сейчас, Мэтью? Ведь он уплыл, думая, что она послушалась его и осталась в шлюпке… А Хэмиш? Ведь если она числится среди погибших, то ей придется искать новую работу… Хэмиш Мидоуи не из тех, кто из гуманных соображений принимает назад исчезнувших сотрудников.

Хватит думать. Надо идти и действовать. Дона подошла к двери и потянула на себя бронзовую ручку, сделанную в виде головы тигра. Дверь оказалась тяжелой и поддалась не сразу. А когда поддалась…

Перед глазами Доны оказался огромный коридор. Такой она видела разве что в подземельях дуврского замка. По стенам, не то кирпичным, не то оформленным под кирпич, висели импровизированные факелы. Это были лампы, по форме напоминающие ленточки пламени, укрепленные на длинных ножках, перевитых золотым плетением. Зрелище было потрясающее. Дона так и застыла с открытым ртом на пороге комнаты, из которой только что вышла.