Элисон Кент - Самый лучший праздник

— Скажем так: то, что я знаю, — не то, что тебе нужно для решения этой проблемы, — глядя в глаза другу, произнес Дункан.

— И то верно. Ты слишком серьезно относишься к работе, чтобы так же относиться к женщинам! И никакая миссис доктор тебе не светит!

Это была правда. Дункан еще не встретил женщину, которая бы разделяла его убеждения. Вместо этого все они хотели изменить Дункана. Чтобы он меньше времени отдавал работе. Чтобы отказывался от многих пациентов.

Чтобы он наслаждался Рождеством!

А этого никогда не будет! Рождество всегда было для него худшим временем в году. Именно в эти дни он должен был быть настороже, быть максимально занятым, иначе нарушится привычный уклад жизни.

Чтобы никакие обладательницы шлепанцев из оленьего меха и носков с куропатками на грушевых деревьях не застали его врасплох!

— Она не из тех, кому дарят розы, — продолжал размышлять вслух Джеймс. — И шоколад ей дарить не стоит! Драгоценности она тоже не носит!

А ей они и не нужны, мысленно согласился с другом Дункан. Ни на шее, ни на запястье. Ни на тонких пальцах, ни на нежных розовых мочках ушей…

И тут Дункан взорвался:

— Черт возьми, Джеймс! Не все женщины любят цветы, сладости и драгоценности! А такой изысканной и изощренной…

— Кроме того, Брук — тщеславная, творческая и увлеченная натура! — перебил его Джеймс.

— Да. Об этом ты тоже упоминал.

Он не упоминул только, что Брук чертовски сексуальна.

Впрочем, Дункан сейчас не в том настроении, чтобы думать о сексе. Во всяком случае, когда речь идет о женщине, на которую положил глаз его лучший друг. И не сейчас, в декабре, когда настроение у него весьма подавленное.

Он вернулся в Хьюстон и решил здесь остаться.

Может быть, ему найти новое жилище? Чтобы не общаться со своей соседкой с нижнего этажа. Той, что каждое утро в пять часов принимает душ. Той, что напевает мелодичные песенки, да так тихо, что ему приходится напрягать слух. Той, что поет низким голосом, таким чувственным и глубоким, что он ставит будильник на пять утра даже тогда, когда может утром поспать подольше. Той, которую он представляет себе стоящей под душем, мокрой, с черными волосами, распущенными по спине, с тонкими, изящными руками, постоянно к чему-то прикасающимися.

Он опять представил: вот эти руки лежат на его груди, когда по его спине течет вода, мыло пенится в луже у нее в ногах, а пар скрывает их тела…

— Это особа могла бы вообще держать при себе рождественское веселье, а не вовлекать в него всех нас, — проворчал Дункан.

Он увидел свое имя на одном из носков, висящих на стене среди остальных. Это уже слишком! И тут его словно осенило.

— Брук любит Рождество! Так подари ей что-нибудь рождественское!

— Я должен был бы подумать об этом заранее, — озадачился Джеймс. — Есть предложения?

Тут Дункан сообразил, что он и сам мог бы это сделать.

— Вижу, с фантазией у тебя плоховато.

— Это мой единственный недостаток. Я стратег, а не человек, живущий одним моментом, поэтому я и занимаюсь пластической хирургией. — Джеймс задрал подбородок. — Я не настолько сошел ума, чтобы вкалывать на «Скорой помощи»!

— Что ж, у каждого из нас свой крест, — заметил Дункан и бросил взгляд на обеденный стол, за компьютер, где стояла корзина экзотических фруктов, которую, как напоминание о доме, прислали ему родители.

Он взял огромную грушу, обернутую белой лентой с изображением птицы с пышным оперением, и бросил ее Джеймсу.

— Вот. Груша. С куропаткой. На первый день Рождества.

Джеймса осенило:

— Двенадцать дней! Как я раньше об этом не подумал?

— Ты бы подумал, будь у тебя мозги, — усмехнулся Дункан.

— У меня как раз есть мозги. — Самодовольный Джеймс подбросил на ладони грушу. — Я возьму это на завтрак. Ты готов?

— Нет!

— Не готов?..

Дункан помотал головой.

— Я хочу сказать — нет, не надо брать грушу на завтрак. Удиви ее в тот момент, когда она будет меньше всего ожидать этого.

— Ты думаешь?.. Ну ладно. Нам надо только распланировать ближайшие одиннадцать дней!

Нам? Дункан бросил свою бутылку в помойное ведро. Нет, пусть Джеймс разбирается с Брук сам! Она никогда не станет проблемой Дункана. Никогда!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Мужчины! Она не постигнет их и через миллион лет!

Брук смотрела на себя в зеркало ванной комнаты, ожидая увидеть хоть толику переживания на лице, что маячило перед ней.

Но нет. Из зеркала на нее с явным любопытством глядела молодая женщина с яркими голубыми глазами, тонкими чертами лица и иссиня-черными волосами. Совсем недурная особа! Решительная и независимая. Брук глубоко вздохнула и поправила непослушный узел волос на затылке.

Ну, хорошо! Что там на уме у мужчин, болтающих на кухне, ее не касается! Ей не до них. Особенно не до Дункана Кокса! Тем более, что Дункана, казалось, больше интересовало печенье, а не она сама, Брук. Во всяком случае, этот непонятный доктор, полагая, что Брук не смотрит, увлекшись разговором за столом, потихоньку таскал его из вазы.

И неправда, что путь к сердцу мужчину лежит через желудок!

Дункан Кокс — человек, который явно поглощен лишь своей карьерой, исключив из жизни все остальное.

Эта одержимость слишком напоминала Брук родителей. Ее отец посвятил свою жизнь карьере юриста. Мать работала в области рынка недвижимости. Оба они большую часть времени отдавали работе. Всегда.

У четы Бейли дело стояло на первом месте. Даже в Рождество, когда Брук приходилось слезно упрашивать родителей не нарушать семейную традицию.

Нелегко было быть белой вороной в семействе Бейли. Но семья есть семья.

Встряхнув головой, словно отгоняя от себя неприятные воспоминания, Брук протянула руку к зеленому глицериновому мылу. Осталось испечь и остудить два противня печенья, и все готово! Она успеет отнести угощение вниз, прежде чем к Нетти придут ее «девочки».

Квартирная хозяйка была милейшим созданием восьмидесяти лет. С тех пор как Брук четыре года назад переехала в Хьюстон, чтобы занять должность директора по рекламе в «Филдинг-Лейн», Нетти не уставала повторять, что в окружении молодежи она не чувствует своих лет. Самое интересное, что Брук ей верила. Скорее всего, это и помогает пожилой женщине сохранять активность. Жить плодотворно, чувствовать себя нужной.

Энтузиазм Нетти, ее вкус к жизни, опрятность и готовность в любую минуту взять быка за рога напоминали Брук ее бабушку, которая неожиданно умерла в этом году. Боль от утраты так и не утихла. Брук вздохнула. Вполне понятная грусть. Это было их время года, ее и Наины.