Надежда и отчаяние - Егор Букин
Я не мог уснуть. Мне было очень плохо. Чтобы погрузиться в безвременье, я был вынужден положить на язык горьковатую таблетку.
Глава вторая
Я наконец соизволил пойти в ванну. Мне кажется, что я не умывался уже несколько дней. Согрев руки под теплой водой, я начал умывать лицо и вдруг почувствовал металлический привкус во рту. У меня пошла кровь? Открываю глаза и вижу, что все мои руки в крови. Раковина в красных разводах. Я быстро метнул взгляд на зеркало, чтобы посмотреть на себя, но оно было замылено. Все плыло. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, сейчас выпрыгнет из груди. Дотронувшись до кожи, я обжег палец – настолько высокой была температура тела.
«Может быть, слишком долго держал под кипятком?» – промелькнуло в голове.
Я отошел от раковины, чтобы взять полотенце. Впервые за много лет я ощутил какое-то странное чувство.
«Это страх? Нет, не может быть».
Вытерев лицо, я почувствовал, как что-то упало мне на голову. Посмотрев вверх, я увидел, как с потолка медленно стекает кровь, оставляя на стенах алые полосы. Мне казалось, что я вот-вот сойду с ума. Настоящий животный страх тремором бил по конечностям. Голова просто разрывалась. Я не мог двинуться с места, все больше и больше погружаясь в озеро из крови.
Оглянувшись вокруг, я вдруг понимаю, что нахожусь в пустоте. В абсолютной, безукоризненной пустоте. Вокруг нет ничего и никого. Только я и мои жуткие образы. Только я.
Я лежал на полу в ванной комнате, чувствуя себя совершенно разбитым физически и истощенным морально. Тело все еще помнило тот страх и порой дергало конечностями.
«Чего я боюсь?»
Ответа не последовало.
«Разве случилось что-то необычное?»
Ответа снова не последовало.
«Разве ты достоин чего-то лучшего?»
Ответом послужил лишь язвительный хохот, который мог быть воспринят только как «конечно же нет».
В такие дни мое отчаяние, тоска и печаль многократно усиливаются, а настроение многократно ухудшается. Увы, но таких дней становилось все больше и больше.
Несколько минут я просидел на кровати, растирая лицо руками. Невыносимо болела голова, веки тяжелели. В мозгу витало множество не самых веселых мыслей, но все они так стремительно проносились мимо, что я не мог выудить ни одной.
Наконец я поднялся, оделся, и покинул квартиру. Я всегда любил гулять именно в то время, когда на улице темно и практически безлюдно. Взгляд ни на кого не отвлекается, мозг сосредотачивается только на мне, позволяя о многом поразмыслить, многое оценить. Честно говоря, я все время брожу по городу. Пока бродишь, чувствуешь себя хоть немного лучше. А когда сидишь дома, давит потолок. И одиночество.
Погода переменилась. Холод сделался прохладой, снег обратился слякотью, быстро падающие снежинки стали похожи на что-то мокрое и неприятное, но все еще не дотягивали до дождя. Иссиня-черное небо отдавало пустотой и безысходностью. Я прошел еще с десяток метров и, плюхнувшись на деревянную скамейку, опустил голову, накрыв ее руками.
Всю свою чертову жизнь я ощущал себя опустошенным, непонятым, одиноким; в то время как люди вокруг источали свет и радость, я питался горестью, отчаянием и унынием, стоя на грани между полным равнодушием, возникшем от уничтожения всех чувств, оказавшихся осмеянными, и повышенной эмоциональностью, возникшей оттого, что терпение постепенно лопалось, и чувствам просто необходимо было выплеснуться наружу в виде злости, ненависти или рыданий.
А живу ли я вообще? Вряд ли, скорее вынужденно влачу существование. Признаться, я практически перегорел. Однако надежда на то, что в будущем все станет намного лучше, не давала мне полностью опустить руки. Да и сейчас не дает… Но так ли уж нужна такая жизнь?
Мое отчаяние дошло до той точки, когда к глазам начинают подступать слезы и когда с каждой секундой их все труднее и труднее сдерживать.
В такие моменты явственно начинаешь осознавать, что нет ничего лучше детства. Передо мной живо и красочно, точно это произошло вчера, возникла картина. Я у бабушки в деревне. Жаркий день подходил к концу, близилась свежая летняя ночь. Работа по огороду давно завершена и я, отпросившись, пошел на встречу со своими друзьями девяти-десяти лет. В небе теснились звезды, горела яркая чистая луна. Легкий ветерок шуршал листвой; сверчки заводили свою песню. Очарование летней ночи пьянило. Сначала бродили туда-сюда по деревне в поисках великой вещи, совместив которую с детским воображением можно получить практически что угодно. Конечно же, я говорю о простой палке. Затем представили себя солдатами, яростно сражающимися на какой-то войне. Разбив врагов, некоторое время бродили по лесу, пока не вышли к спокойной широкой речке, сверкавшей от лунного света. Эта картина завораживала. Хотелось просто сидеть и смотреть, не отрывая глаз ни на секунду. Отдаленный хор лягушек выводил из созерцательного плена. Искупавшись, мы направились домой, полностью увлеченные разговорами. Прошли мимо. Летняя ночь коротка и вскоре она уже закончилась.
Одно воспоминание сменяется другим. Мне восемь лет. Я знаю, что дома меня ждет мать и бабушка. Они, кажется, любят меня. Меня ждет горячий ужин, бабушкина ласка, помощь с домашним заданием и мой собственный питомец – набор пикселей, сложившихся в причудливое существо внутри крошечного «тамагочи». «Смотри, чтобы он у тебя в школе не запищал», –
