Пока играет ROCK - Катерина Траум
— Мне кажется, рыжик, — глухо выдохнул Эш и, будто не заметив мелькнувшей на её лице лёгкой паники, глубоко втянул в себя воздух. Словно и впрямь чуял какой-то запах: — Что ты видишь меня, потому что сама застряла между мирами. Ты умираешь прямо сейчас, но в тебе ещё так много жизни. Удивительно много. Смотри, что ты сделала, просто коснувшись меня, — с этими словами он продемонстрировал ей свои руки, плотные и чёткие, с бледными ладонями. На двух синюшных пальцах не хватало ногтей. Кожа содрана, так грубо, будто он царапался, пытаясь выбраться из гроба, похороненный заживо.
— Что это… Почему… — слабо пробормотала Лесли, не в силах дать команду собственному ватному телу: отвернуться, не смотреть, подняться.
— Я не схожу с ума, я убью тебя, я не схожу с ума…
Пел уже не Курт, голос на кассете стал совершенно иной, но узнаваемый. Это была запись самого Эша, добротного хриплого вокала, который и бил теми самыми молоточками по вискам, щекотал затылок. Музыка. Проклятая музыка — вот, что подчинило её тело! Лесли сжала зубы, а затем заставила себя отвести взгляд от всё ещё миролюбиво улыбающегося Эша и тряхнуть головой, сбрасывая это топкое наваждение. С трудом, но мышцам вернулся контроль, а конечностям — подвижность.
— Не знаю, что ты делаешь, но уверена, что я буду против того, чтобы мне пудрили мозги, — зло прошипела Лесли и всё-таки на автомате швырнула в него бутылку.
Эш довольно ловко поймал её на лету, правда, расплескав почти все остатки бурбона на майку. Поймал. Руками. В ужасе пискнув, Лесли вскочила и рванула к столу: у неё не было и малейшего сомнения, что началось это именно оттуда, от записей голоса мёртвого парня, которые почему-то прозвучали только сейчас. Остановить её никто не пытался, изо рта шёл морозный пар, и Лесли спешно дёрнула шнур, вот только никакого сопротивления розетки не ощутила. Провод попросту остался в руке, и она уставилась на него, потрясённо моргая. Всё правильно: не было никакого электричества. Нет и батареек. Несколько раз в немом шоке открыв и закрыв рот, Лесли ткнула трясущимся пальцем кнопку выключения на орущем магнитофоне.
— Да-да, — усмехнулся Эш на то, с какой надеждой она оглянулась на него, нисколько не ставшего бледней. Музыка лишь загремела громче, вновь уходя в припев: — Хэ-э-эй, видишь, я уже растворился? Дорогая Алиса, прежде чем нырять куда-то, стоит уточнять, насколько глубока кроличья нора.
— Да выключайся ты! — в панике закричала Лесли на магнитофон, беспорядочно нажимая кнопки в попытке достать кассету. Схватив его, она уже было хотела грохнуть технику об пол, но тут руки словно одеревенели, а в голове застучало одно: «Хэ-э-эй». Задрожав, она оторвала пальцы от магнитофона, ощутив на них обжигающий лёд предупреждения, и схватилась за край стола, рвано дыша. Её собственные конечности подчинялись совсем не ей.
— Это мой магнитофон, детка, — сурово, как для нашкодившего ребёнка, отчеканил Эш, медленно подбираясь к ней ближе, а пошевелиться и сопротивляться не было сил, словно мозг хотел загореться от ужаса, но тело больше ей не принадлежало. — Разве можно приходить в чужой дом и портить чужие вещи? Мы же так мило болтали. Давай, спроси у меня, что ты действительно хочешь узнать. Задай правильный вопрос.
Он подошёл к ней со спины: Лесли не могла обернуться, но почувствовала такой близкий холод и сладковатый миндальный запах. И всё ещё не была способна закричать, заставить голосовые связки напрячься. Рефлексы выжгло, гипнотизирующая музыка проклятого магнитофона сделала из неё послушную марионетку, куклу, запертую в собственном теле при полном осознании разума — пьяного, мутного разума, но ещё вполне способного испытывать страх. Она уже не разбирала, чей голос звучал из динамиков: Курта или Эша, или их вместе. Вопрос, который и впрямь надо было задать самым первым, сам прошелестел через онемевшие губы:
— Как… умерла твоя семья. Как умерла Софи?
Боже, какая же она идиотка, что осознала нестыковку лишь сейчас, когда холодом объята вся спина, а призрак прижался к ней отвратительно тесно и вместе с тем неощутимо. Бутылка со стуком отставлена его костлявыми руками на стол возле играющего магнитофона.
— Забавно, что ты сама не знаешь, — проникновенный голос Эша раздался у самого уха, и, если бы Лесли владела своим телом, она бы запищала от страха. Но могла только чувствовать лёд его дыхания на коже, вызвавший мурашки и дрожь. — Каждый житель Бостона знает историю о проклятом доме Бауэрсов. По крайней мере, я надеялся, что её будут помнить долго.
— Я… приезжая, — выдавила Лесли глухим шёпотом. Только на слабые ответы, шорох связок ей и осталась свобода. Пальцы скрипели, бесконтрольно вцепляясь в столешницу. Капкан.
— Тогда ясно. Твоя тётя, возомнившая себя медиумом, думала, что очистит мой дом от скверны. Но, к счастью, удалось заразить её лёгкие до того, как она принялась за проблему всерьёз. Так вот, рыжик: зимой две тысячи третьего года мистер и миссис Бауэрс хотели отправить своего восемнадцатилетнего сына в хибару для торчков. Навешали на его комнату замков, но совсем не учли, что он хорошо выбивал и свои, и чужие окна, лазая по крышам…
Лесли панически всхлипнула. Шелохнуться по-прежнему не удавалось, ступни как гвоздями к полу приколотило, а по щекам покатились слёзы. Она не хотела слышать, что было дальше, но её мнением не интересовались. Холод объял сильней, и она осознала, что призрачные руки Эша легли ей на плечи, обжигая даже через толстовку. Ледяной воздух на шее. Как сама смерть. Столько месяцев ходить с ней рядом, чтобы встретиться лицом к лицу сейчас: ирония или злой рок?
— Я убивал их медленно, с наслаждением, — рассказывал Эш, и на удивление, его проникновенный шёпот отчётливо слышался даже на фоне сменившейся музыкальной композиции. — Я связал отца и заставил смотреть, как избиваю мать его же любимой бейсбольной битой. Он слышал каждый хруст её сломанных костей, видел кровь и мычал, как тупая корова на скотобойне. Когда мать отключилась, я свернул ей шею. А потом отрезал отцу член, сунул в её поганый дохлый рот и оставил его истекать кровью. Уверен, что он слышал, как я пришёл в комнату Софи. — Лесли бы зажмурилась, если хотя бы веки ей ещё подчинялись, но вместо этого глаза наполнялись слезами ужаса. Что угодно отдала бы, чтобы не слышать этого кошмара, но вкрадчивый голос всё не умолкал, проталкивая ледяные иглы
