Елена Кшанти - Блаженная несвобода

Она тоже заходила в комнату, закрывала дверь, занавешивала покореженные от влаги старые окна и включала лампу.

5

— Вы спрашиваете, что такое самостность и почему не надо за это цепляться? Хороший вопрос. Можно даже сказать, что это основа всего Учения. Мир не таков, как вы привыкли его видеть. И природа нашего «Я» поистине не существует.

— Как же так, мы же видим себя и ощущаем, даже можем потрогать и убедиться в своей реальности? — робко спросил Туптен.

— Да, это так. Но это лишь совокупность элементов, и другие люди вокруг нас появляются и взаимодействуют с нами, согласно проявлению нашей кармы. То есть независимого существования «Я» как такового не существует. Можно сказать, что оно существует лишь номинально. И так как оно не существует, то нет смысла за него и цепляться.

Это очень сложно сразу понять, для этого надо знать учение о Пустоте и не только понять его концептуально, а желательно постигнуть непосредственно.

Поэтому сейчас для вас важно понаблюдать за своей жизнью, за вашими желаниями и за проявлением в вашем окружении других людей. Поймите, что все явления в этом мире имеют причину. Ничто не существует независимо от вас самих. Возможно, вы сможете выявить некоторые взаимосвязи и сами убедиться в этом на собственном опыте… На сегодня пока все.

— Спасибо большое, Джецун.

Учение для начинающей группы, которая прибыла в Дхарамсалу всего лишь год назад, было закончено.

Туптен быстро поднялся с места и стремительно пошел к воротам, потому что ему надо было успеть встретить свою подругу, которая приезжала из Японии, и помочь поднести тяжелые сумки.

Но в воротах он нос к носу столкнулся со Стешей. Она, как всегда, метнула на него свой стеклянный взгляд, и он отвернулся. Ему не нравилось, когда она на него смотрела, и вообще не нравилось, что они учились с ней у одного Учителя, но так уж получилось, и ему приходилось это терпеть.

У ворот стояли Ситипати.

— Здравствуй, Стеша, — сказали, улыбаясь, они.

— Здравствуйте, — ответила Стеша, тоже улыбнувшись, и прошла в большие расписанные тибетским орнаментом ворота, за которыми величественно возвышался дворец Джецун.

По розоватым мраморным ступеням текла вода, и водные струи, переливаясь на солнце, голограммой прорисовывали прожилки камня, и казалось, что наступи она на него, и ее нога непременно зависнет в пространстве, так и не достигнув реального основания.

Стеше нравился этот дворец. Он стоял на вершине горы и был окружен ваджрной изгородью и пятицветным пламенем. У него было пять концентрически расположенных стен из пяти видов драгоценных камней. Внутри он был покрыт рубином, и первый внешний уровень тоже имел рубинового цвета площадку, на которой стояли шестнадцать мраморных богинь с всевозможными подношениями. Выступающий из вершины внешней стены бордюр тоже был украшен драгоценностями, и на нем находились мраморные колонны, поднимающиеся вверх, к куполообразной крыше и верхним опорам, которые поддерживали башни и были украшены маленькими фигурками божеств. Внутри дворца тоже находились восемь великих колонн, которые поддерживали четыре перекладины. Дворец имел четыре входа, которые выходили на четыре стороны света. Каждый из четырех входов имел портик с колоннами, украшенный колесом Дхармы, зонтиком, знаменем, фигурами антилоп и опахалами из ячьих хвостов с драгоценными рукоятками. Белые колонны со старинными иероглифами буйно обнимал ярко-зеленый плющ. Маленькие балкончики с ажурными перилами радостно время от времени оживлялись обитателями таких же маленьких комнат, отделанных старинной лепниной и золоченой каймой. Со стороны фасада дворец походил на большую птицу, распластавшую крылья и застывшую на взлете.

Девушка доподлинно знала, что где-то под центральным куполом находилась дверь в небо, которую время от времени открывала Джецун. Но проход в эту дверь был пока закрыт для ее приближенных. Только однажды Стеше удалось увидеть эту дверь под куполом из лазурита, в проеме, увешанном хрустальными сталактитами, парящую в невесомости и переливающуюся разноцветными огнями. Дверь находилась так высоко, что ни дотянуться, ни допрыгнуть до нее не было никакой возможности. Стеша стояла и озадаченно думала: как же к ней можно добраться? Она смотрела на эту дверь и не могла оторвать взгляда, пока твердая рука Джецун не коснулась ее плеча и не поманила ее обратно.

— Тебе рано, — объяснила она после за ужином.

Стеша запрокинула голову и прищурила глаза от слепящих лучей индийского солнца. С щемящей болью она вспоминала, как провела здесь свои юные годы. Тогда здесь еще не было столько фрейлин и министров, а Джецун была веселой, постоянно играла с ней и шутила. Но с тех пор прошло немало времени. И было совершенно непонятно, кто изменился, Джецун или Стеша? Но изменения были явные, и некогда безоблачно-ликующая атмосфера стала более официальной и чопорной. Возможно, это было навеяно необходимостью, так как желающих попасть во дворец становилось все больше и больше и, чтобы как-то это упорядочить, требовалось больше усилий и ограничений. Так или иначе, но даже Кандарохи, которая ухаживала за Джецун, некогда смешливая девчонка, становилась все более серьезной и взрослой. И это слегка озадачивало.

Стеша поднялась по мраморным ступеням и в нерешительности остановилась около большой стеклянной двери, ведущей в приемную.

Она не знала, какой сегодня будет Джецун. Но, отворив дверь и пройдя несколько шагов вглубь, она увидела, что сегодня Джецун был мужчиной, и вздохнула. Когда Джецун являлся ей в облике мужчины, он был всегда более ласков и лоялен, и даже его монгольские сапоги, задранные носками кверху, смотрели на нее весело и беззаботно.

Прикоснувшись ко лбу, горлу и груди соединенными ладонями, Стеша распласталась на теплом ковре около этих самых сапог и встала.

— Как твои дела, Стеша, как твоя практика? — спросил Джецун, протягивая ей печенье и улыбаясь своей ослепительной улыбкой. — Люди говорят мне, что ты погуливаешь?

Стеша чуть не поперхнулась тибетским чаем, который принесла ей Кандарохи:

— Как это я погуливаю?

— Да вот, говорят, что по вечерам в ресторанах танцуешь, с индусами шуры-муры крутишь, носишься везде на мотоцикле. Ты вроде учиться и практиковать сюда приехала, а не развлекаться. Подумай, время-то идет.

— Но, Джецун, я почти не выхожу из квартиры, только иногда выезжаю на мотоцикле исключительно по делу, и если я много гуляю, то из гостиной в спальню, а из спальни в кабинет…

— Так или иначе, но на ретрит ты до сих пор не села, а ведь время идет.