Сьюзен Нэпьер - Все началось с вечеринки
Он крепко схватил ее за запястье.
– Осторожнее! Отдайте мне это, прежде чем прожжете дырку в одной из лучших моих рубашек.
Он выхватил у нее окурок и затушил его.
– Ваша рубашка? – Она потерла руку. – Я... я думала, что это Шона... – проговорила она, запинаясь.
Скотт Тайлер бросил гневный взгляд на племянника.
– Мало тебе было разыгрывать роль хозяина, так надо было еще надеть мою рубашку?
Он раздавил окурок.
– Как сюда попала эта сигарета? – резко обратился он к Ане.
– Не имею представления, – кратко ответила она, крайне неуютно чувствуя себя в чужой рубашке. – Это не мое. Я никогда в жизни не курила марихуану.
Его губы недоверчиво скривились.
– Говорите, что не имели дела с травкой в этой вашей школе для скучающих маленьких богачек, постоянно ищущих кайфа и с легкой душой сорящих деньгами, которые никто не контролирует...
– Такое встречается в любой школе, – ответила Аня, поразившись точности характеристики. – К тому же я не утверждала, что не сталкивалась с наркотиками, просто не пробовала их.
– Наверное, не слишком престижный наркотик для золотой молодежи. Она предпочитает более модные сейчас.
Ну, это уж слишком! Аню прорвало.
– Вы ищете повод для ссоры, не так ли? – выпалила она. – Думаю, ваши родители не могли послать вас в частную школу, вот вы и презираете каждого, кто там учился. И далеко не нес ученики частных школ – снобы. Многих туда поместили родители, свято верящие в необходимость определенной дисциплины и моральных и религиозных ценностей, которым не учат в государственных учебных заведениях.
Она машинально жестикулировала в такт словам, на что Скотт Тайлер не преминул отреагировать.
– Осторожно, мисс Адамс, у вас белье выглядывает, – насмешливо произнес он, глядя на ворот рубашки, из-под которого выглядывала бретелька ее изумрудного бюстгальтера.
Она нетерпеливым жестом подтянула ее, не давая сбить себя. – У меня солидные профессиональные знания, и вы лишь из снобизма не хотели, чтобы я получила место преподавателя. Вы сделали все, чтобы выставить меня в дурном свете во время собеседования, и вам претит, что мне все же дали работу!
Румянец, проступивший на ее лице, подействовал на него как красная тряпка на быка.
– Возражал, потому что не считал вас готовой к решению проблем, которые возникают в школе с совместным обучением, где учатся дети из более низких социальных слоев, – произнес он. – Я и теперь так считаю!
Аня рассвирепела.
– В коллективе много женщин-преподавателей... – задиристо начала она.
– С большим опытом работы в школах с совместным обучением, – возразил Скотт. – А вы после окончания педагогического колледжа пребывали в узких стенах приятной во всех отношениях маленькой гимназии для юных леди.
Она ответила ему насмешкой:
– Осторожно, мистер Тайлер, в вас говорит комплекс неполноценности!
Он изобразил подобие улыбки.
– Так бабочка умеет кусаться? Но нападками дело не поправишь!
Он считает ее бабочкой? Она воображала себя маленьким, но решительным терьером.
– Но пока я прекрасно справляюсь!
– Правильно, это пока, – возразил Скотт.
– Вы мне угрожаете?
– К чему? Если сегодняшний вечер – пример того, как вы «справляетесь» с учениками, думаю, угроза исходит только от вас.
Она поджала губы, из последних сил пытаясь сдержаться.
– Послушайте, я помогаю в летнем лагере, а пара учениц отправилась без разрешения на вечеринку, поэтому я и поехала за ними. Я разыскала их, а потом Шона стошнило на мою одежду. Я застирывала ее в ванной, когда услышала, что он свалил что-то, вот и выскочила посмотреть...
Аня взглянула на виновника происшествия. Она готова была к тому, что он примется выкручиваться, но он, видимо, уже не мог связно говорить.
– Это так, Шон? – грозно спросил Скотт Тайлер, не сводя, однако, скептических глаз с Ани.
– Откуда мне знать, с чего это она заявилась? – путаясь в словах, промямлил Шон. – Была вечеринка... девочки сновали туда-сюда всю ночь. Она пришла в мою комнату и никак не отставала от меня. У тебя бывало такое с истеричками, дядя Скотт?
От возмущения Аня потеряла дар речи.
– На что бы он там ни намекал – этого не было, – резко отрубила она. – Вам прекрасно известно, что он говорит лишь то, что вам хотелось бы услышать.
Он выгнул густую черную бровь.
– Правда?
– Вы знаете, что это так. Посмотрите в окно, если не верите мне. Девочки, за которыми я приехала, сидят в моей машине...
Скотт бросил мимолетный взгляд на подъездную площадку.
– Нет дыма без огня, – пробормотал он.
– Теперь вы уже в роли пожарного? – накинулась она на него, испепеляя его взглядом. – Я думала, что вы опытный адвокат. Вам трудно заставить Шона сказать правду?
– Какую правду? Его или вашу? Когда только два свидетеля, то правда часто субъективна.
Аня чуть было не сказала ему, что есть и другие свидетели, но ей не хотелось вмешивать Шерил без крайней на то необходимости.
– Так вы действительно ему верите?
– Вы должны признать, что у меня есть повод сомневаться. Только не говорите, что не отдаете себе отчет в том, что в женщине в мужском наряде, безусловно, есть нечто эротическое, – сказал он, скользя по ее телу оценивающим взглядом, от которого ее бросило в жар. И не только от ярости. – А беленькие носочки создают эффект обманчивой непорочности и потому выглядят необычайно возбуждающе.
– О, ради всего святого, не говорите глупостей! Теперь вы меня вдобавок обвините, что я пытаюсь и вас соблазнить!
На миг воцарилась тишина. Аня взглянула на своего обидчика и увидела то, что усердно старалась не замечать: гладкую кожу на лице, длинные густые ресницы, обрамлявшие ярко-голубые глаза, и поразительный контраст тонких и в то же время чувственных губ и грубо высеченного мужского подбородка.
Темные тени под глазами – следы «чертовски тяжелого дня», – как ни странно, добавляли ему привлекательности.
– Буду только рад, но должен заметить, что я куда разборчивей, чем неискушенный подросток... – многозначительно произнес Скотт.
В его голосе прозвучало столько злобы, что у Ани перехватило дыхание.
– Вы невыносимы! Сразу видно, что вы с Шоном родственники!
Аня резко повернулась на каблуках и устремилась в ванную, так хлопнув дверью, что задрожало зеркало над раковиной и упала с полочки косметика.
Она в гневе сорвала с себя ненавистную рубашку и натянула свою мокрую одежду. Рывком застегнув молнию на ботинке, она защемила носок и, ругаясь сквозь зубы, пыталась высвободить его.
В представлении Ани носки были предметом сугубо утилитарным, а отнюдь не сексуальным, однако отныне невинному неведению положен конец. Ей уже не удастся надеть пару белых носков, не вспомнив о замечании Скотта Тайлера.
