Собственность мажора - Кристина Зайцева
Почему я не замечал этого раньше?
Наверное, потому что никто и никогда не цеплялся за меня ночью в постели так, будто я единственная и необходимая составляющая жизни.
Встав с дивана, подхожу к Алене и тихо говорю:
– Заеду за тобой в семь.
Прижавшись к стене спиной, так же тихо говорит:
– Удачи.
– Ага, – подцепив пальцами ее подбородок, склоняю голову и чмокаю мягкие губы, бормоча. – Не скучай…
– Не дождешься…
Улыбаюсь, всасывая в себя пухлую нижнюю губу.
Рука Алены хватается за мою талию, сгребая пальцами футболку.
Обнимаю ладонью ее лицо и тяну на себя.
Обнимает меня за шею, вставая на носочки.
Сгребаю ладонями упругие ягодицы, соединяя наши бедра, на что Алена реагирует тихим стоном, который прокатывается по моим венам, как ураган.
– Тихо ты… – шепчу в ее губ, чувствуя, как дрожит ее тело. – Притормози…
– Это не нормально, Барков… – бормочет, утыкаясь лицом в мою шею.
– Ага… – говорю хрипловато. – Зато приятно.
Через десять минут мы с отцом в машине, а через полчаса пакуемся в хоккейную защиту. И, несмотря на то что я ждал этого дня, как собака кости, самое главное событие этих трех месяцев ожидает меня позже, когда жду Алену, припарковавшись напротив двери “нашего” подъезда.
Зная, как важно для нас это время, она выходит ровно через минуту после моего дозвона. Одетая в пальто и туфли на каблуках, потому что весна в этом году началась точно по календарю и потому что сегодня вечером мы приглашены на день рождения ее двоюродной сестры.
Несмотря на дискомфорт, отказать я не могу.
Собственно, это уже не первое мероприятие подобного плана, и моя роль на них сводится к присутствию в качестве предмета интерьера. На таких мероприятиях Аленушка, как правило, трещит за нас обоих, а я просто ем оливье.
Двигаясь по длинному, как кишка проспекту, меняем район нахождения, и сворачиваем в спальник, где все забито новостроем.
– Это здесь, кажется… – ныряет Алена в свой телефон.
– Время сколько? – спрашиваю, осматриваясь.
– Вон! – взвивается она вместо этого. – Вон она!
Прижавшись к рулю, вижу капот внедорожника форда с волчьей мордой по центру, запаркованный в ряду других машин.
– Готова? – спрашиваю, глуша мотор.
– Ник… – кладет руку на мое плечо. – Только давай без… рукоприкладства.
– Ага, – толкаю свою дверь. – Как скажешь…
– Барков… – шипит мне вслед, тоже выбираясь из машины.
На улице светло, и это полнейшее палево, но мы сделаем все красиво, потому что отрабатывали ситуацию, и я чуть живот не надорвал, пока Алена отрабатывала на мне свои кислые приемы самообороны.
– Че там? – спрашиваю, откручивая ниппель с переднего колеса Форда.
– Давай быстрее… – гарцуя на своих каблуках, нервничает она.
Любуюсь на тонкие лодыжки, обтянутые черным капроном.
Заводяще…
Убедившись, что колесо исправно сдувает, обхожу машину и, усевшись на корточки, откручиваю ниппеле с заднего колеса.
Легкий свист шины смешивается с дальними детскими голосами.
Офигительно.
Я никогда в жизни не творил подобной дичи, но сегодня особенный день.
Поднявшись, хватаю Алену под локоть, таща назад к машине.
Кажется, в ней адреналина больше, чем у олимпийского бегуна на старте, потому что, когда возвращаемся в салон, она вся вибрирует.
Упав в кресло, хватает мою ладонь и зажимает между своими, впившись глазами в подъездную дверь.
Откинув голову на кресло, тоже смотрю.
Эмоций во мне гораздо меньше.
Может потому что вся эта тема уже не так важна?
Забываю об этом, когда из подъезда выходит Артем Колесов, мать его, Трактор.
Выпрямившись, сжимаю пальцами руль, глядя на то, как с лёту определяет свою долбаную проблему.
Скорчившись перед передним колесом, бьет по нему ногой.
– Так-то, говнюк… – шепчет Аленушка.
Почему я не отвечал ему раньше?
Было реально не до него.
Только не в этот, сука, раз.
Сегодня у Трактора выезд на сборы в составе второго дивизиона одного столичного клуба, и добраться туда теперь он сможет только на осле, или на поезде, опоздав часа на четыре. Потому что у его ближайших отбитых дружков с колесами точно такая же проблема. Не лично моих рук, но при моем прямом участии.
Я тоже умею собирать информацию. И к этому вечеру готовился три недели.
Ждать финал этой драмы у меня нет желания.
Завожу машину, собираясь свалить из этого двора.
Алена не протестует, потому что мы с ней, по большей части, на одной волне.
Выехав на проспект, открываю окно. За ним зачетно пахнет весной.
– Ник…
– М-м-м? – смотрю на нее, плавно вращая руль свободной рукой.
Сплетя наши пальцы, Морозова смотрит в окно, лепеча:
– Если я тебе надоем, ты же скажешь…
– Алена, – рычу угрожающе. – Мы, кажется, закрыли тему.
Повернув голову, смотрит на меня и сглатывает так, что дергается трахея.
– Я люблю тебя, понимаешь? – выпаливает. – Как ненормальная!
– Класс, – киваю, пытаясь следить за дорогой. – Я типа также люблю тебя. Равновесие.
– Что будет через пять лет? – вдруг выдает она.
– Глобальное потепление? – предполагаю.
– Ты можешь быть серьезным?
– К чему ты клонишь? – спрашиваю деревянным голосом.
Кусая губу, она мнется, а потом выдает:
– Вдруг мы поживем вместе и разбежимся? Так многие делают…
– Что с тобой сегодня? – сдаюсь. – У тебя месячные?
– Не месячные. Я просто думаю о нашем будущем. В отличии от тебя. Ты вообще ни о чем не думаешь, только сам знаешь о “чем”.
– Было бы хреново, если бы я не думал о “том самом”, не находишь?
– Может нам расстаться? – не моргая, выдает она.
– Что ты несешь? – изумленно. —
– Это психология! – выкрикивает. – Расстанемся на пару лет… или на три… это подушка безопасности, – тараторит, сжав мои пальцы своими так, будто я пытаюсь вырваться. – А когда сойдемся опять, будем более взрослыми и ответственными для… для… отношений…
– Алена, – говорю вкрадчиво, крутя руль одной рукой и сворачивая во двор ее двоюродной сестры. – Ты сегодня головой ударилась, твою мать?! Когда успела…
Ее глаза мечутся по моему лицу.
Воткнувшись в первый попавшийся карман, глушу мотор и разворачиваюсь к ней, пытаясь понять, что, твою мать, происходит!
Опустив голову, Олененок жует губы, глядя на наши сплетенные руки.
Моя ладонь в ее прохладных ладонях.
– Алена, – зову.
– Мне страшно, Барков… – шепчет.
– Посмотри на меня, – велю.
Подняв свои голубые глазища, хлопает ресницами.
– Что ты несешь, малыш? – спрашиваю мягко.
– Вдруг мы разбежимся…
– О боже ты мой! – закатываю к потолку глаза, ударяя по рулю рукой. – Думаешь, жизнь можно до миллисекунды распланировать?
– Нет! – выпаливает в сердцах. – Можно хоть как-то. Это лучше, чем ничего.
– Слушай сюда, Морозова, – цежу.
Притихнув, не отводит от меня глаз.
– У меня план такой, – проговариваю, приблизив свое лицо к ее лицу. – Ждем, пока ты
