Поцелуй у ног богини - Александра Нарин
Гоувинд постоянно чувствовал потерю чего-то важного. Словно он забыл надеть очки, и мир вокруг сделался расплывчатым, невзрачным. Ему всё чудилось, будто что-то выпало из сердца. Стёклышко, игрушечный шарик выпал и улетел в щель на тротуаре. Ни найти, ни вспомнить, каким он был.
Мастера кино разорились. Фильм о пешве через много лет снял другой режиссёр с другой командой. Фильм вышел красочным, но его красота стала похожа на красоту других подобных картин, как схожи очаровательные близнецы, платья с фабрики и бисер. В главных ролях сыграли знаменитости. Впрочем, вы сами можете посмотреть, если ещё не видели.
Бисер
Море забирает мою жизнь,
Я вижу, она течёт,
Вот забытые части:
Розовое небо,
Сломанные браслеты,
Тёмный силуэт рыбака.
ТИШАНИ ДОШИ, «ПРИЛИВ»
Мария съездила на рынок в Мапусу, купила бисер и леску, разноцветные нитки. Она заметила, что приезжие любят носить браслеты из бисера и мулине, и научилась их плести. По ночам при свете костра, как доисторическая женщина, она плела на продажу браслеты с надписями «Гоа», «Радж кафе», «Индия». Скоро она достигла в своём искусстве больших высот: могла выплетать пальмы, планету с материками, деревья баньяна, созвездие Пегас. От ночной работы при тусклом свете глаза её болели, тонкая кожа вокруг них изошла морщинами.
Потому что браслеты очень нравились ей самой, их хорошо покупали. За ночь Мария старалась сплести очередную партию: чем больше браслетов было, тем лучше они смотрелись вместе.
Во время торговли Мария обнаружила, что гости из её страны перестали узнавать в ней землячку. Сам язык её стал ломаным, рычащим. Все слова были смешаны в кашу, она забывала, на каком языке говорит. Её кожа была тёмно-коричневой, но не такой, как у Амира – цвета кофе с молоком, а древесного оттенка.
Бесконечный труд принёс свои плоды: из недостроенной виллы они перебрались в бунгало на пляже неподалёку от шейка. Их новый дом был куполом из бамбуковых палок, синего брезента и сухих пальмовых листьев. В нём стояла настоящая кровать, которая служила им обеденным столом, кабинетом и гостиной. Рядом были построены фанерная душевая и туалет. После стольких дней на задворках жизни их хозяйство казалось им королевским.
Мария плела теперь браслеты уже в свете электрической лампочки. Плела, учила Амира песням своей земли. Часто она путала целые куплеты, как будто в голове у неё плескались волны. Наши слова залезали к ней в рот и выскакивали, как проворные крабы.
Она напевала будто заклинание:
Нахин саб куч тиик си чала гая,
Моско не турант нирман нахин кия,
Мааско аансуу мейн вишвас нархин карта тха,
Муджу пиар пар вишвас тха[50].
Иногда Марию и Амира вдруг охватывало веселье, несмотря на усталость, они шли к океану. Свет в бунгало оставляли включённым, чтоб не потеряться в огромном космосе ночи. Амир не умел плавать и заходил в воду по пояс, Мария пыталась его топить и хохотала.
На чёрном вулканическом берегу мерцали золотистые песчинки. Черепашки ползли на берег, чтоб зарыть яйца с детёнышами. Дорожки, которые они чертили костяными животами, смывала вода. В прибрежных зарослях что-то жило. Мария и Амир занимались любовью в приливе, как дикие люди, не знающие границ своего жилища и стыда. Когда они возвращались мокрые и дрожащие в своё бунгало, песок скрипел на зубах и сыпался из волос.
Песчаные тропинки
Лачуга из соломы и семени,
Из которой выходят мужчина и женщина.
МИНА АЛЕКСАНДЕР, «ГОЛУБОЙ ЛОТОС»
Когда они жили на Андери, Амир хранил в жестяной коробке целую ленту презервативов. Серебристая лента тянулась из коробки и никогда не заканчивалась. Амир забыл коробку на антресоли во время побега из деревни рыбаков. Мумтаз вместе с рубашкой, которую погрызли крысы, выбросила их на свалку с омерзением.
Для Марии не стало внезапным или удивительным, когда она поняла, что беременна.
– Что ж, всего лишь ещё одна сложность на бесконечном пути из препятствий, ещё одно новое обстоятельство, оттягивающее встречу с детьми, – сказала она привычно.
Ехать в больницу было рискованно, они не знали, попросят ли там документы. Идти к повитухам, что работают с нечистым инструментом, побоялись. Довольно быстро они махнули на беременность рукой и продолжили жить как жили. Будто ничего не случилось особенного: созрел финик или прилив намочил деревянные ножки лежаков, поставленных слишком близко к воде.
Странно было, что живот рос молниеносно. Мария помнила, что в прежние её беременности всё было не так, тянулось медленно и муторно. Но она привыкла, что время здесь ведёт себя своенравно. Неуправляемое человеческими законами, оно не может быть посчитано.
Ей никогда не было тяжело. Радж просил её отдыхать, а она делала всё с прежним рвением: мыла доски пола, таскала лежаки, разносила туристам еду с улыбкой. По ночам плела браслеты и почти не спала. Она вспоминала себя раньше, когда она была моложе и как будто слабей. Тогда её мутило месяцами, у неё был капризный голос, противный ей самой, она всегда ходила на анализы и взвешивания. Теперь она была сильная и дикая, худая, с торчащим острым животом, который разрывал выцветшее платье.
У Амира она не вызывала никаких эмоций, иногда даже лёгкое отвращение, как что-то чрезмерно естественное, чуждое его душе, которая искала красоты высокого искусства. Марии это было безразлично, ей нравилось только работать, скоблить, чистить, подавать и продавать. Она любила гостей шейка, беззаботных настолько, что, казалось, изнутри они прозрачны. Она обожала делать для них что-то приятное: украсить тушёную рыбу лимонами и зеленью, причудливым узором разложить на блюде жареного кальмара, порезать в мороженое папайю как чаши цветов.
Марии был по сердцу её дом. Сюда можно было забрать детей, пусть и избалованных комфортом. Она начала откладывать на билет и прятать деньги в полиэтиленовый пакет за бамбуковые палки под потолком. Она ещё не решила, как быть с просроченной визой и старым паспортом, но думала, что сумеет разыскать людей, которые подделывают документы.
Часто она становилась мечтательной и милой. Ей нравились песчаные тропинки среди вьюнка, который рос повсюду, даже на полу их дома. Ей нравилась фанерная душевая, через щель которой были видны блеск океана и далёкие тёмно-зелёные горы. Наконец-то жизнь походила