Дорис Смит - Песня, зовущая домой

— О, не надо ленча, пожалуйста. Я не хочу доставлять вам лишних хлопот.

— Глупости, милочка! — Я начала понимать, где Йен мог подцепить сильнейший акцент, который он иногда демонстрировал. — Что такое одним местом за столом больше? Ничего особенного ради вас не будет.

Когда в воскресенье утром поезд приближался к Крилли, ощущения печали уже не было. День стоял ясный, и недальние склоны гор, освещенные солнцем, были бледно-зелеными и желтыми. Крилли оказался больше, чем я думала; он лежал между холмами, долину заполняли черепичные крыши, и к нам спускались пастбища, на которых паслись бело-рыжие коровы. Станция была маленькая, и на ней вышла только я, так что не удивительно, что меня заметили чуть ли не раньше, чем я ступила на платформу.

Раздался вопль:

— Дебора! — и маленькая фигурка в синем блейзере понеслась ко мне. Вытянутая голова ткнулась в мои ребра, руки обвили талию.

— Ну, Йен, до чего ты шикарно выглядишь, — похвалила я блейзер, и тут возникло еще одно явление. К нам не спеша приближался пожилой мужчина — скажем так, Колин на тридцать лет старше.

— Мисс Белл, — он протянул руку, — позвольте мне вас поздравить. Мой внук только что впервые в жизни причесался без напоминаний.

— Это мой дедушка, — торопливо вставил Йен. — Он умеет водить машину.

— И боюсь, даже перерос свою пригодность к этому занятию, — сказал мистер Камерон. — Сейчас они уже не хотят, чтобы я ездил в Глазго, — а то бы я заехал за вами.

— Папа ждет там, — прервал Йен мои возражения. — Он не пришел сюда, потому что он в тапках.

Мистер Камерон откашлялся и провел меня туда, где рядом с оградой станции стояла, ну конечно же, длинная синяя машина. Колин помахал мне через стекло, и то же сделала ревниво, как всегда, прижавшаяся к нему Руфь.

— Отлично, Дебора. — Крупная ладонь сжала мои пальцы. — Добро пожаловать в Крилли. Ради вас мы даже устроили солнечный день.

— И надели туфли? — пыталась пошутить я. Надо было что-то такое сказать, чтобы справиться с охватившим меня наплывом чувств.

— Ну, не совсем. — Он показал ноги в мягких тапочках. — Лучшее, что я мог сделать.

— Хорошо бы на меня не лезли туфли, — объявила Руфь. — Тогда я могла бы не пойти в школу.

— Хорошо бы на меня не лезли туфли, — эхом отозвался Йен. — Тогда я мог бы не пойти в церковь.

— Этого достаточно, — так строго произнес их дедушка, что у виновников порозовели щеки, а Колин сделал гримасу, не оставлявшую сомнения в том, на чьей стороне его симпатии.

— Не знаю, что вы скажете об этом мавзолее, — заметил он, когда мы подъезжали к стоявшему на склоне высокому дому.

— Возможно, она ничего не скажет — на всякий случай, — отозвался его отец и повернул машину между слегка осевшими столбами ворот.

Слигачан мог бы прелестно выглядеть, но, о Боже, какая же ему была нужна забота: кто-то должен сгрести золотистые каштановые листья с лужайки, кто-то — убрать увядшие георгины с полукруглой клумбы (месяц назад, когда здесь никого не было, они, наверное, выглядели великолепно); надо было поставить новые кованые ворота и заново все перекрасить. Моя дурная привычка обдумывать, что бы я сделала с чужой собственностью, разгулялась вовсю. Кто догадался выбрать эту ярко-зеленую краску? Крытый розовой черепицей дом просто умолял о бело-черной краске.

— Ваше лицо не вытянулось, — сказал Колин, — но, наверное, потому, что вы привыкли им управлять.

При этих словах я вдруг вспомнила мамину теорию насчет «экономки». Требовалось ли дальнейшее подтверждение? Он хотел, чтобы дом мне понравился, и так оно и вышло. Нет, «понравился» было не то слово. Мне нравились современные дома с центральным отоплением и оборудованные по последнему слову техники. Я их знала от А до Я. Этот же дом как будто был викторианским и принадлежал тем временам, когда семьи были велики и слуги не составляли проблем. Наверное, это тронуло меня больше всего. У человека, который его купил, были жена, сын и дочь. Возможно, он рассчитывал и хотел, чтобы больше детей заполняли большие комнаты и кувыркались на широкой неухоженной лужайке?

Голос Йена прервал мои мысли.

— Вот наша лодка! — Она была укреплена на стоявшем рядом с домом трейлере. — А это машина дедушки. — Он показал мне на «Моррис 1100», припаркованный на дорожке. — Мы продали нашу вторую машину, — добавил он. — Некому было на ней ездить.

Меня тащили посмотреть лодку, когда со ступеней донесся голос хозяйки:

— Подожди с этим, Йен, и все заходите. Обед уже на столе.

Мать Колина была небольшого роста и моложе своего мужа, чей возраст я оценила в семьдесят с небольшим. У нее были седые волосы и такие же голубые глаза, как у Колина. Ее вязаный костюм точно подходил им по тону.

Она сжала мне ладонь, нетерпеливо поглядывая на остальных. Только Руфь поднялась со мной по ступенькам. Йен с отцом и дедом задержались, изучая правую заднюю шину.

— Думаю, она слегка ослабла, — говорил Колин.

Миссис Камерон яростно уставилась на него.

— Бога ради, вы только на него посмотрите, мисс Белл! — Она повысила голос. — Колин, ты зайдешь, наконец? Ты же знаешь, что тебе еще нельзя разгуливать на этих ногах.

От ее строгого тона я чуть не захихикала. Ясно, что миссис Камерон считала своего сына не знаменитостью, а ребенком, каким он был когда-то. И он как будто не имел ничего против.

— Как раз думал, до чего жаль, что я не научился ходить на голове, — отозвался он и заковылял к входной двери. Я могла поручиться, что ему было очень больно. Через одиннадцать дней — в концертное турне. Да, это точно показывало характер.

— А, все равно что об стенку горох. Остается только рукой махнуть, — заключила миссис Камерон.

Ее «ничего особенного» оказалось супом, ростбифом, йоркширским пудингом, цветной капустой в белом соусе и золотистыми жареными картофелинами, за которыми последовали рассыпчатый яблочный пирог и сливки. Очевидно, воскресный ленч являлся немаловажным событием, и большую его часть миссис Камерон не сводила глаз с близнецов, приказывая им передать соль, или соус, или горчицу.

— Теперь идите, переоденьтесь для церкви, — сказала она, когда с едой было покончено.

— Но, бабушка, не сегодня же! — возразил Йен. — Дебора приехала. — Он повернулся к отцу. — Папа, я должен идти сегодня?

Трудный вопрос. Я видела, что Колин колеблется.

— Ну, я думаю, может быть… — неопределенно начал он, но мать сразу же прервала его.

— Этого достаточно… — Мгновение я боялась, что она собирается сказать «Колин». Она не сказала, но наверняка именно это было у нее на уме. — Йен, ты отлично знаешь, что можешь не ходить в церковь, только если заболеешь.