Секс в браке - Елена Ровинская
Он замер, глаза стали дикими.
– Что?
Я не ответила, его вид реально пугал. Особенно, когда Олег смотрел вот так вот, в упор, а его глаза как будто бы разбирали меня на части.
– Что он сказал?!
Соня кашлянула, глазами умоляя заговорить.
– Да ничего особенного. Спросил, что я о тебе думаю, а когда я сказала, что с детства не знаю ничего о тебе, он сказал мне, что ты с Андреем открытым браком живешь.
– НЕТ! – яростно оборвал Олег и я отпрянула, прижав к себе Алекса, который не заплакал на этот раз.
Олег тряхнул головой.
– Я имею в виду, по поводу, чтобы я проявился?
– Ну, естественно, он бы хотел!
– Ублюдок и гомик, – криво ухмыльнулся Олег. – Как не хотеть?
– Дима рассказывал: он бы хотел, чтоб ты был его сыном. Он даже как-то сказал, что когда ему принесли тебя, он проклинал не Оксанку за то, что она ему изменила… А себя. За то, что кореец и не может сделать вид, будто ты его сын. Он бы тебя любым принял, будь дело лишь в ориентации. Дело было в твоем поведении. В том, как ты выставлял себя напоказ! Ты сам знаешь, что в вашем мире значит авторитет. И как легко он теряется… Ты не должен был подставлять его так. Не должен был заставлять его верить, что тебе наплевать на него и его привязанность. Ты вылитый наш отец, он сказал. Представь, насколько ему было больно: снова быть преданным?
Олег стиснул зубы и как-то судорожно вздохнул. Но не сказал ни слова. Молча отвернулся к окну и замер так. Не дыша. Соня, вырвавшись на миг из омута своей скорби, сделала страшные глаза. Отчаянно указывая ими на его спину, что-то безмолвно прокричала одними губами.
Побелев от страха, она смотрела на что-то, что Олег сжимал в кулаке.
Глава 5.
«Возвращение живых мертвецов»
Уже потом, когда все было кончено, я не раз задавала себе вопрос: как сама не заметила. Взрыватель у него был в руке. Вот что. Но я не заметила. Не поняла… Соня лучше знала толк в бандитских разборках.
Я больше испугалась, услышав со двора голос Димы.
– Олег!
– Да? – ответил Олег.
– Давай поговорим.
– Ты теперь психотерапевт? Поднимайся в хату, че ты как не родной? Ключики есть?..
Олег повернулся и крепче прижал пальцем кнопку.
– Не бойтесь, – сказал он нам. – Умирать не больно!
Из коридора раздались осторожные, еле слышные, легкие шаги и Дима, державший перед собой пистолет, осторожно заглянул в комнату. Его лицо было украшено парой ссадин и синяком.
– Димочка!
– Не так быстро, детка! – Олег рывком усадил меня на кровать и показал Диме свой взрыватель.
– Зачем? Ведь это же Дима…
Я удивленно посмотрела на брата, на Соню, затем на Диму. Тот просто побелел. Я всхлипнула. Я ничего уже больше не понимала. Кто друг, а кто враг.
– Отпусти ее, кусок идиота!
– Не делай глупостей, бать, – Олег еще раз показал зажатую кнопку.
Дима медленно, дав понять, что стрелять не станет, поднял в раскрытой ладони свой пистолет. Дулом вверх. Олег лишь пожал плечами.
– У тебя красивые дети. И комплексующая жена.
Я дрогнула: вот же гад! Я чувствовала себя ужасно: преданной и обиженной.
– Я тебе голову прострелю, не задев Ангелу, – обронил Дима.
– Да стреляй, – Олег улыбнулся и склонил голову к моему плечу, словно кокетливая девчушка. – Стреляй, батя, стреляй в упор… Полетим прямо к звездам. Чтобы ты не думал, что я лох, который бомбу толком собрать не может.
– О, в этом я ни секунды не сомневался, пока смотрел на свой дом!
Димин взгляд скользнул по сидевшей на полу Соне с мальчиками на руках.
– Сорри, Сонь! – сказал он, отыскав для этого время. – Я живой! Вернулся.
Стиснув зубы, я заглушила рвущиеся из горла рыдания.
– Как ты можешь так говорить?!
– О, да он еще не так может, – Олег положил мне на плечо подбородок, почти интимно прижавшись носом к моей щеке. – Дай ему две минуты: вообразить, как вы тут резвились и он перестреляет нас всех.
– Не трогай меня! – я оттолкнула его и уткнулась лицом в ладони. – Вы больные оба! Что ты, что он!
– Что здесь происходит?! – холодно спросил Дима.
– Я расскажу тебе, – вызвался Олег. – С утра в Хабаровск привезли три горелых трупа. И все, конечно, решили, что это ты. Кроме твоей жены. Пока она ковырялась в горелом мясе, пытаясь всем доказать, что оно – не твое, твоя охрана решила: пора валить. За ними свалила нянька, вся обвешанная шубами. Соня это видела из окна и помчалась, узнать, жива ли, вообще, Ангела. И тут пришли мы. Как раз в тот миг, когда они обе пытались как-то справиться с тем, что вы сдохли и успокоить твоих детей. Я им говорю: раз такая пьянка, поехали в Южный, отметим чисто семьей. Ну, они сразу такие: говно вопрос, только малышей упакуем. А я остался. Я последний мужик в семье, который способен завалить мамонта.
– Почему ты не покинула город, как я велел?!
Я не ответила; у меня началась истерика, и я рыдала, не в силах заговорить.
– Макс жив? – дрожащим голосом уточнила Соня.
Кан посмотрел на нее, но все же выдавил: жив. И Соня тоже, вдруг, разрыдалась от облегчения. Дети, к нам присоединились.
Дима коротко осмотрел сыновей, покосился на меня, почти с отвращением, без всякого выражения посмотрел на Соню и опять на Олега.
– Чего ты хочешь? – спросил он спокойно.
– Большую пиццу и молочный коктейль! – сообщил Олег, обозлившись. – Прекрати выть! Он щас подумает, будто ты от горя ревешь. Только потому, что он возвратился. Ты же дочь Витьки. Как ты можешь его любить?.. Знаешь, в чем прикол, батя? Мы тут масик пообщались с моей сестрой… Я ведь тоже не виноват, что я не узкоглазым родился. Кто знает, если б ты меня признать мог, ты бы не считал меня психопатом. И ты бы дал мне сразу все объяснить. И я бы, может, рассказал тебе, для кого я собирал бомбочку. И мы бы обошлись без мясобойни на твоей хате?
– Олег…
– Я всю свою гребанную жизнь пытался тебе доказать, что я твой сын! Я так старался походить на тебя, а ты назвал меня психопатом!
– Ты и есть психопат, Олег, – сказал Дима тихо.
Тот шмыгнул носом, как мальчик, которого не взяли в игру и вдруг рывком поднялся, заорал:
– Да и пошел ты на хуй! Слышишь, ты? Хер собачий! Я тебя любил, я тобой восхищался! Я бы за тебя сдох. Я за тебя только подставлялся, когда считал, что тебя не стало!..
Дима тоже вдруг перешел на крик.
– Ты моих парней покрошил, ублюдок проклятый! Чтобы прикрыть себя! Думаешь, я поверю, будто Толстый способен
