Аликс де л’Эн - По ту сторону кровати

— Ага… Но где же наша Мэри Поппинс?

— На теннисе, где ж еще. Забыла, что ли, сегодня понедельник. Но наверное, минут через десять Юго уже будет дома.

М-да. Ариане есть о чем помнить и о чем думать, кроме расписания занятий ее мужа. Вот в эту самую минуту она думала, какие трусы носит Николя Фланвар. Не дай бог — плавки! Она просто ненавидит плавки. Она бы запретила покупать плавки всем мужчинам после двадцати пяти и весящим больше семидесяти кило. Нормальные трусы куда лучше. Пусть уж на Николя Фланваре окажутся нормальные трусы…

— Ладно, Момо, а что в качестве задачи дня положено делать мне? Перерезать горло быку? Или сломать дуб голыми руками?

— Нет. Тебе положено сделать все так, как делает отец, — попрощаться с детьми безо всякой печали. Сказав себе, что две недели у бабушки пройдут быстро, что тебе их не так уж сильно будет недоставать и что так лучше для них и для тебя самой.

Ариана посмотрела на Момо, и ее охватило необъяснимое чувство, будто что-то поднимается в груди. Сердце ее стало — как большая губка, зажатая в невидимом кулаке. И глаза, независимо от ее воли, налились слезами.

Пьер Беньон поднял руку — лицо его было искажено страданием. Слишком болит мизинец, ну и как в таком состоянии продолжать партию? У него «теннисный мизинец», бывает же теннисный локоть, значит, и мизинец может быть! Эпикондилит [47], ни малейших сомнений, — наружный эпикондилит, только в мизинце! Впрочем, и локоть…

Юго, игравший отлично, с улыбкой согласился на сегодня закончить. Настроение у него было такое прекрасное, что, выслушав долгое перечисление разнообразных болей, ощущаемых в эту минуту другом, он от души рассмеялся.

Друг побледнел еще больше.

— Юго, ты с ума сошел, что ли? С каких это пор тебе наплевать, когда я делюсь с тобой своими проблемами со здоровьем? Ты прямо как Софи!

Тут Юго уже просто расхохотался. Заржал, можно сказать.

— Пьеро, дорогой, твоя единственная болезнь разнузданная фантазия! Ты мой лучший друг, конечно, но твоя мания обрушивать на мою голову справочник практикующего врача, если проигрываешь партию, просто осточертела!

Пьер долго смотрел на него, прежде чем снов открыть рот.

— Скажи, ты трахаешься с моей женой, Юго?

— У тебя совсем крыша поехала? Пьер, ты шутишь? Конечно, шутишь… Софи мне как сестра!

— Та- a-к… Значит, все еще хуже, чем я думал. Понимаешь, Софи говорит о тебе так, словно ты Дева Мария и Билл Гейтс в одном лице. Если вы не любовники, если она в тебя не влюблена, значит, она думает именно то, что говорит. А следовательно, раз она тебя так обожает, значит, ты действительно превратился в женщину.

— Ну проверь, проверь, Пьеро!

— Я серьезно. Знаешь, на кого ты сейчас похож? В этих облегающих шортиках, где напоказ все, что у тебя есть… Небось, купил в бельевом бутике, да? А как и о чем ты говоришь! Сам-то себя слышишь? Сам-то видишь, что с тобой происходит? Ты же каждые пять минут глядишь на часы и приговариваешь: «О господи, я же опоздаю, мне же пора забирать детей из бассейна, надо бежать!» Когда я тебе звоню, ты даже не выключаешь пылесос на время разговора! Уверен, что тайком ты читаешь бабские глянцевые журналы!

— Вот и ошибаешься, я уже давно не читаю их тайком. И случается, возьму какой-нибудь рецепт из «Мари-Клер», они так удобно их печатают с фотографиями каждого этапа приготовления, просто обожаю их рецепты. Но не понимаю, почему это делает меня женщиной! Успокойся, менструаций пока у меня нет, разве что поболит живот пару дней в месяц…

— Ага, так, как я и предполагал! Знаешь, как твои боли пару дней в месяц называются? Предменструальный синдром! У моей жены он очень ярко выражен, и я в таких случаях сразу пичкаю ее даффальганом. Попробуй, авось поможет!

— Спасибо, непременно попробую. Слушай, а даффальган твой не вреден, если принимаешь одновременно капсулы с маслом огуречника? Я ведь просто жить не могу без этих капсул — сказочное средство от тяжести в ногах.

— Ну ты даешь… Супер, иначе и не скажешь!

— Издеваешься, что ли? Давай лучше сменим тему. Нет, все-таки скажи, ты меня принимаешь за идиота? Да? Да? Знаешь, что самое ужасное в твоем дурацком эксперименте? Побочные действия! Ты хоть представляешь себе, что делается со всеми бабами, которые с тобой знакомы? Ты и вообразить не можешь, до чего они теперь способны дойти! Софи, например, на днях попросила меня пойти вместо нее на родительское собрание!

— Ну и что? Это же ваши общие дети, правда? Я не ошибаюсь, вы вместе их делали? У Софи сейчас полно забот в мастерской, и это самое меньше, что бы ты мог…

— У Софи полно забот в мастерской! А я, по-твоему, чем целый день занимаюсь? Пасьянс раскладываю?

— Пьеро, если бы ты вполовину сократил визиты к врачам и изучение медицинских энциклопедий, тебе хватило бы времени целый год ходить на все родительские собрания во всех классах всех школ и коллежей департамента!

— Послушай, ты вообще-то чей друг? Ты отдаешь себе отчет в том, что твой кретинский опыт обмена жизнями способен вызвать эффект снежного кома? Ты играешь на руку бабам, даешь им все козыри! Юго, ты меня знаешь, я вовсе не мачо. Но говорю тебе: уже сто тысяч лет женщины сидят с детьми, а мужчины охотятся и приносят в дом добычу. Это не случайно!

— А я тебе говорю, что благодаря новой линии украшений, созданной твоей женой, тебе скоро не понадобится носить в дом добычу, и ты забудешь об охоте, тоже мне — любитель зверолов!

Перепалка не прекращалась, они так и пикировались, пока шли к стоянке, и Юго даже и не подумал уступить. Нравится это его лучшему другу или нет, но он ничуть не жалеет о прошлой жизни, объявил Юго. И попытался объяснить: то, что больше всего привлекает его в новой, в жизни на женский манер, — вполне возможно, проникновение в тот мир, который мужчины не очень-то принимают всерьез. И вообще, когда смотришь издали на то, чем жил, на бесконечные совещания-заседания-переговоры, где мужчины обсуждают тарифы на аренду автомотрис, оснащенных подъемными кранами, с таким пылом, будто от этого-то и зависят судьбы человечества, тоска берет. А работать с женщинами, в их среде, приятно, легко и забавно. А заниматься детьми еще приятнее, веселее и радостнее, сил же отнимает не больше, чем переливание из пустого в порожнее с мужиками, которые говорят, думают, едят, спят, живут, не выпуская из поля зрения «планов по реализации продукции» и «чистой прибыли»… Но, сколько бы он ни объяснял, Пьер не желал понимать и осмеивал подряд все, что самому Юго казалось веселым, радостным, легким и приятным.

— Опомнись! Подумай, каким ты был раньше! Тебе скоро совсем задурят голову этими бабскими штучками, Юго! Послушай, что я тебе говорю!