Кэтрин Гаскин - Край бокала
— Я оставила свой лондонский адрес фрейлейн Шмидт. Конечно, вы часто бываете в Лондоне… Если у вас найдется там свободное время, я рада буду принять вас у себя.
Он кивнул, но ничего не сказал — видимо, был не в силах ответить.
Наш прощальный разговор с Коннором Шериданом состоялся в музее стеклоделия, у витрины, где стояли две каллоденские чаши. Он закурил и предложил сигарету мне.
— Обратите внимание, здесь строго запрещено курить, — заметил он улыбаясь.
— Какой прок быть боссом, если нельзя нарушать правила? — ответила я в тон.
— А вы не возражаете против того, чтобы я был здесь боссом? — спросил он вдруг.
Я пожала плечами.
— Вы можете, разумеется, быть кем угодна. Неделю назад мы вовсе не знали друг друга — что могло измениться за этот срок? — Я поймала себя на том, что пытаюсь ему что-то доказать.
— Вы сейчас говорите ерунду, и знаете это сами, — ответил Коннор. — За эту неделю изменилось все, и вы тому причиной.
— Но я ничего не предпринимала, только находилась здесь.
— Этого было вполне достаточно.
— О, не надо бы вам говорить об этом! Может, здесь кое-что изменилось с моим приездом, но и без меня эта неделя завершилась бы также. Леди Мод рано или поздно должна была скончаться, а вы должны были стать владельцем завода, к чему вы и стремились. Я уезжаю и хочу получить лишь одну вещь, которая мне действительно принадлежит, — каллоденскую чашу.
— Постойте, к чему такая спешка!
— Не то чтобы спешка… Просто мне пришло время уезжать. Не можете же вы теперь желать, чтобы я осталась?
— Я сам просил вас остаться. Я даже просил вас выйти за меня. Помните?
— Помню ли? Кто же забудет такое? Но вы это говорили еще до того, как получили завод. Вы тогда еще не знали, получу ли я наследство или нет.
— Черт побери! — Он уже начал выходить из себя, но справился со своими эмоциями. — Неужто прикажете начать все сначала? Я не так молод, чтобы играть роль романтического юнца, и не хочу заниматься пустой болтовней. Если бы мы действительно поженились, мы бы знали, что делать. Это не была бы мечта юных о любви, но это могло бы быть чертовски хорошо.
— Вам нужен деловой партнер?
— Черт вас возьми! Мне нужна жена. Мне нужны вы!
В те минуты — они показались мне бесконечными, — пока Коннор целовал меня, я начала было сомневаться в правильности своего решения. Его страстность и нежность не могли быть поддельными. Он целовал меня так, будто мы с ним были знакомы уже целую вечность и понимали друг друга с полуслова. «Я могу быть мужем. Я могу быть любовником», — тихо повторял Коннор, я поняла, почему Лотти Прегер вышла за него замуж. Однообразие семейной жизни могло ей надоесть, но в какие-то моменты с Коннором она могла забыть обо всем на свете. И этот мужчина мог бы стать моим, если бы только я смогла забыть все, что мне о нем известно.
Наконец я высвободилась из его объятий и заговорила:
— Нет, из этого ничего не выйдет, да и не может выйти. Беда в том, что все вы видите во мне только одну сторону — здешнюю, ирландскую, принадлежащую миру Шериданов и Тирелей. Но никому нет дела до другой стороны моей жизни, до того, что я дочь Эжена д'Арси, а не только Бланш Шеридан. Все мне только и говорят, что я должна делать, но никто не интересуется, а чего бы мне хотелось самой.
— Опять вы городите вздор! — Голос Коннора стал злым, но теперь я почему-то не боялась его. — Вся эта романтическая чушь не имеет ничего общего с действительностью. Уж не боитесь ли вы меня? Вы что, поверили глупым басням, что это я отправил Лотти на верную гибель? Или вы поверили в собственные фантазии, когда ночью видели, как я взял этот чертов коврик? К вам опять приставали эти двое — Энни и Прегер?
— Никто ко мне не приставал, да я и сама не знаю точно, справедливы ли мои подозрения. А Энни и Прегер не могли бы меня убедить. Потому что их мнения о вас расходятся.
— Расходятся?..
— Да. Прегер действительно считает, что это вы послали Лотти на гибель, а Энни… В глубине души она подозревает, что этот сделала леди Мод, потому она и молчит. Для вас Энни этого не сделала бы.
— А вы? Вы сами что об этом думаете?
— Я же вам сказала: не знаю и, наверное, никогда не узнаю. Только два человека знали это точно и одной уже нет в живых. Так что нам — Прегеру, Энни, Брендану и мне — остается только гадать, что тут к чему. А вам с этим придется жить всю жизнь, Коннор. Быть может, на вашей совести — убийство. Если так, Коннор, оно останется в вашем сердце осколком стекла, гладким, но острым, подобно краю бокала.
Я уже отъехала десять миль от Клонката, когда вдруг мне пришла в голову еще одна мысль. На соседнем сиденье лежала в деревянном ящичке каллоденская чаша. Когда Брендан вез ее сюда, она не была упакована так надежно — возможно, он даже вез ее в кармане куртки. Теперь она снова стала моей. Это было единственное, о чем я попросила Коннора Шеридана. Я могла теперь вполне оценить эту вещь, ставшую частью моей жизни, — произведение такого замечательного мастера, каким был Томас Шеридан, к потомкам которого принадлежала и я сама. И тут я поняла, что еще мне нужно из его наследия. Я снова повернула машину в сторону Клонката.
Глава 13
Приехав в Ливерпуль, я позавтракала в гостинице и позвонила Клоду из вестибюля. Это следовало сделать сразу, прежде чем я вернусь в Лондон, прежде чем старая лондонская суета успеет меня подчинить себе.
Когда он ответил на звонок, я сказала:
— Клод? Это Мора. Я в Ливерпуле.
— Ну, милая моя, — прошипел он в ответ, — по-моему, ты можешь там и оставаться! Ты меня подвела, поставила в дурацкое положение! За такие вещи едва ли можно простить. Мора…
— Клод, не кипятись, выслушай меня. Я долго думала и пришла к выводу…
— Дорогая, давай покороче, у меня мало времени.
— Клод, я хочу поговорить о тех моих фотографиях, которые я тебе тогда отдала…
— Ну?
— Понимаешь, я не хочу, чтобы их использовали. Я хотела бы их вернуть. Дело в том…
— Что?! Вернуть? Ты с ума сошла! Слушай, ты, паршивка, я сумел продать тебя только благодаря этим картинкам. Не думай, что ты уж очень хороша, это Макс — великий мастер своего дела. Пойми ты, они уже проданы.
— Клод, я должна их вернуть, я говорю серьезно. Если так уж нужно, я могу выкупить их. — Я сама удивлялась своему тону и своему напору.
— Этого нельзя делать. Ты все сорвешь. Без этих фотографий ничего не выйдет. — Он сбавил тон, видимо почувствовав, что я действительно настроена серьезно. — Обещаю тебе, Мора, если ты это сделаешь, то будешь занесена в черные списки всех агентств Лондона. Ты больше не получишь работы, и я сам об этом позабочусь!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});