Элизабет Эштон - Великодушный деспот

– Это временно, тетя. Зато мне не надо будет надевать парик. А где Линетт? До меня доходили слухи, что она сильно переменилась.

– Это правда, – ответила Полина, – все благодаря мистеру Маршу. Теперь она хочет быть нянечкой в детском учреждении.

– Да-а, кто бы мог подумать! Геральды становятся достойными членами общества. А как ты, Лина, все бьешься с сестрами Фрейзерс?

– Кстати, ты увидишься с ними на съемках.

– О нет, не говори так! Впрочем, я ведь в основном составе и не буду снисходить до каких-то статистов. Ну что, тетя, дашь ты мне наконец кофе и какое-нибудь пирожное?

И все еще обнимая ее, Майкл увел старушку в кухню.

Полина закрыла за ними дверь и стояла, погруженная в раздумья. Она была очень рада снова увидеть брата, но ей казалось, что Виола все еще держит его на привязи. Будет ли Энтони тоже жить у них и что он скажет, когда обнаружит, что Майкл вернулся? Брат сказал, что здесь его единственный дом, но поймет ли это Энтони?

Позже, вечером, позвонила и мисс Сильвестер. Полина, которая надеялась, что звонит Энтони, подбежала к телефону первой и чуть не выронила трубку, услышав в ней хриплый голос с прононсом.

– Попросите, пожалуйста, к телефону мисс Торн.

Полина охотно передала трубку тете.

Виола будет жить в поместье во время съемок в Тавернхэме, не может ли мисс Торн приготовить ей комнату? Тетя Марион была так обескуражена, что не знала, что сказать.

– Мистер Марш ничего мне не говорил о том, что вы приедете, – возразила она наконец.

– Я вам говорю, разве этого недостаточно? – резко перебила Виола. – Ему некогда звонить вам самому. Естественно, я буду жить у него в доме во время натурных съемок.

– Но прежде вы у нас не жили... – начала было тетя Марион.

– О, Мэлфорд слишком далеко, а съемки надо будет начинать рано утром. Потом, тогда я еще не знала, что в «Трех Печках» сносные условия для жилья. Ожидайте меня завтра к вечеру.

В тот момент, когда тетя растерянно положила трубку, в комнату вошел Майкл. Она объяснила ему возникшее затруднение, но племянник уверил ее, что все в порядке, разумеется, Энтони сам сказал Виоле, чтобы она позвонила и сообщила о своем приезде. Тут полно будет места, потому что сам мистер Марш, скорее всего, остановится в Тавернхэме.

– Ты уверен? – спросила тетя, а сердце Полины упало.

Майкл не был уверен, но считал это вполне вероятным.

– Нет, мы не можем полагаться только на ее слова, – возразила тетя Марион. – Мисс Сильвестер займет мою комнату, а я пока перееду к Линетт. Он ведь не мог знать, что ты здесь, и, наверное, думал, что твоя комната свободна.

– Ну, а она занята, – сказал Майкл и вышел.

Тетя Марион и Полина переглянулись. Обе подумали, как будет неловко, если Энтони приедет и застанет парня под одной крышей с его невестой, но ни той ни другой не хватило духу предложить ему пожить в другом месте.

Весь следующий день они хлопотали, готовясь к приезду гостей. Хотя Энтони пока еще не давал никаких указаний, они застелили его постель, и Линетт поставила во все комнаты вазы с нарциссами и тюльпанами. Виола приехала к вечеру на своей голубой машине и немедленно начала раскладывать багаж в гостиной Энтони. Когда тетя Марион предложила ей перекусить, она ответила, что будет ужинать в гостиной, а юный Майкл может составить ей компанию, потому что она не любит есть в одиночестве. Он бросился к ней навстречу, как только заслышал шум подъезжающей машины, сам внес в дом ее вещи, и «Майкл, милый» раздавалось по всему дому без умолку. Теперь Полина уже знала, что такое обращение было довольно обычным в артистических кругах, но приглашение на ужин – это уж слишком. Мисс Торн ничего не сказала, но на лице ее застыло выражение сурового неодобрения.

Позвонил мистер Роулингз и сказал, что завтра к семи утра Полина должна быть вместе с лошадьми на съемочной площадке. Из гостиной, зевая, вышла Виола, раскрасневшаяся, потому что сидела близко к камину, и попросила завтра принести ей завтрак в кровать. Майкл, проведший вместе с ней весь остаток вечера, сиял от счастья. Ему тоже надо было быть в Тавернхэме к семи, однако Виоле, как видно, так рано вставать не полагалось. Тетя Марион посмотрела, как беспечная парочка поднимается наверх, с подозрением гадая, что еще затевает эта актриса, и считая, что своим поведением та предает ее любимого драгоценного хозяина. Полина, полагавшая, что Виола не более чем развлекается обществом Майкла в отсутствие Энтони, скорее боялась неизбежной вспышки со стороны брата, когда тому будет дана отставка, чем гнева мистера Марша.

Полина плохо спала, ворочалась с боку на бок, время от времени ей снились какие-то бессвязные сны, в одном из которых она играла главную роль под руководством Энтони и наставник нещадно бранил ее за то, что она ездит верхом на Пегасе. Проснувшись, она увидела в окне серый зябкий рассвет и услышала дружный хор пташек на улице. Она впотьмах натянула рубашку, брюки, толстый свитер. Солнце только-только встало, когда Полина вышла из дому и направилась к конюшням, чтобы подготовить лошадей к испытанию, которое им предстояло сегодня на съемках. Выполз позевывая и Майкл в самом дурном расположении духа и начал нехотя помогать ей. Скоро явились сестры Фрейзерс, возбужденные и восторженные, а ворчащий Джош дополнил квинтет, который и должен был перегнать лошадей в Тавернхэм. Первой ехала Полина на Бонни, ведя в поводу одного пони и надеясь, что попозже, когда солнце наберет силу, день станет теплее.

Когда они подъезжали к деревне, солнце уже ярко светило из-за большой церковной башни, которая вот уже пять веков высилась над окрестными полями и лесами, башни, от которой так разыгралось воображение Энтони. В первый раз за все это время девушка начала чувствовать какой-то интерес к фильму, в котором ее «тиран» пытался воссоздать преданность и набожность жителей деревни, так много вложивших в это впечатляющее свидетельство Божьей силы и славы. Религия была основой жизни в те туманные стародавние годы. Все, что делали и о чем думали люди, находилось под влиянием учения церкви; возможно, тогда мир был лучше, чем в наши дни с их распущенностью и пренебрежением к духовным ценностям, но и старые времена не были идеальными; жестокость и нетерпимость – их обычное явление, в немалой степени поддерживаемое самой же церковью, которая всегда была ревнива к противникам. «Все равно, все мы что-то потеряли, – думала Полина. – Может быть, веру?» Вера, над которой сейчас глумятся, как над пережитком старины, глупым суеверием, вера в добро, вера в любовь, вера в Бога. Вера, которая все еще вдохновляет многие души, вера, за которую столькие отдали свои жизни. Однако Томас Спринг не умер за свою веру; он жил ради нее и оставил напоминание грядущим поколениям. Она размышляла, сможет ли актер, которого выбрали на эту роль, хотя бы приблизительно передать, воскресить эту веру? А его жена – неужели ее будет играть Виола или она выбрала себе роль графини Оксфордской? Энтони сказал Линетт, что будет еще какая-то любовная линия, которую придумали сценаристы. Полина надеялась, что эти домыслы окажутся хотя бы не слишком банальными, недостойными великой темы, которую пытается воплотить режиссер фильма. Вдруг Полина вспомнила свой сон – или видение – в тот день, когда они впервые показывали ему церковь, тогда она пересказала его так, что Энтони словно увидел все своими глазами, он даже говорил об этом позже. Так что по странному капризу судьбы она сама заронила эту идею ему в голову. «Значит, он обязан мне своим замыслом, – улыбнулась она. – Хотя наверняка об этом уже забыл».