Фредерика Грэхем - Возвращенная к жизни

— Ты хочешь рассказать мне что-то важное сейчас?

— Нет. — Она села на кровати и протянула руку, чтобы положить ему ладонь на плечо. — Джис, люби меня, сейчас, прежде чем мы поедем туда.

С тех пор, как ее память вернулась, Бертон избегал по отношению к ней всякого проявления интимности. Даже теперь он уклонился от малейшего прикосновения. Но нежные пальцы, скользнувшие по его руке, заставили его тело ныть от нового желания.

— Не думаю, что это самая хорошая мысль, Мари.

— Посмотри на меня. — Он не шевельнулся. Тогда она придвинулась к нему вплотную и, обхватив его голову руками, повернула к себе. — Между нами ничего не изменилось. Я тебя по-прежнему люблю. Только тебя.

— Дорогая. — Он взял ее пальцы в руки и бесконечно долго смотрел на них, держа перед собой. — Ты, должно быть, испытываешь страшное замешательство. Ты только что оправилась от травмы, которую мало кто смог бы перенести.

— Перестань! — Она выдернула руки из его ладоней и положила ему на плечи. — Я не нуждаюсь больше в защите. Я нуждаюсь в любви. В твоей любви. Ты веришь мне?

Джизус молчал.

— Веришь?

— Верю. Но тебе необходимо время, чтобы заново переосмыслить свою жизнь.

— Мне не надо ничего переосмысливать. Мне нужен ты. — Она уронила руки и попыталась отодвинуться от него.

Джизус вздохнул и крепко обнял ее за талию, пресекая попытку ее поспешного бегства.

— Мари, я уверен, что у тебя был другой мужчина до меня. Что же будет с ним?

Мари видела, как Джис борется с собой, стараясь быть объективным. Ей хотелось приласкать его и объяснить, что ему незачем так мучиться. Больше того, ей хотелось быть с ним абсолютно честной. Он должен знать правду. Скоро он узнает все. А пока она расскажет ему о Кевине.

— Я обручена с человеком по имени Кевин Пайк.

— Понятно.

Она почувствовала, как напряглась его ладонь, лежавшая на ее талии. Потом он убрал ее. Его лицо ничего не выражало.

— Кевин работал с моим отцом. Отец был очень состоятельным человеком, а Кевин помогал ему управлять делами. — Она подтянула колени к подбородку и обхватила их руками. — Чтобы понять все, тебе следует знать обстоятельства моей жизни. Я росла среди очень ограниченного круга лиц. Частная школа. Небольшой женский колледж. Я была очень застенчивой и, хотя часто встречалась с молодыми людьми, в действительности очень мало что знала о мужчинах. В конце концов, я получила степень бакалавра педагогики…

— Понятно.

Мари слегка улыбнулась.

— А потом я преподавала в платной школе для одаренных детей. Я жила в собственном доме, общалась только в кругу знакомых отца. Папа замечательный человек, но очень старомоден. Я была для него все равно, что свет в окошке. В старые времена он бы непременно подобрал мне жениха и велел бы выйти замуж, а в наше просвещенное время он лишь подобрал кандидатуру. Потом только манипулировал нами, пока я и Кевин не обручились.

— Но сейчас же двадцатый век. Если бы ты захотела, могла быть и менее послушной.

— А я и не хотела. Кевин был… есть, — поправила она себя, — приятный, умный молодой человек. Я убедила себя, что он будет мне идеальным мужем.

Лицо Джизуса по-прежнему ничего не выражало.

— Как долго вы были помолвлены?

— Гораздо дольше, чем, по мнению Кевина и моего отца, было необходимо. Я никак не могла заставить себя назначить день свадьбы.

— Почему?

Мари подняла руку и осторожно погладила Джиса по щеке. Он даже не пошевелился.

— Я считала, что между людьми должно быть нечто большее. Мне было хорошо с Кевином. Он оберегал меня и заботился обо мне. Но любви между нами не было. В конце концов, я сказала ему об этом, и он почувствовал огромное облегчение, что меня останавливает только этот «пустяк».

— Можешь не продолжать. — Голос выдавал Джизуса больше, чем выражение лица. Девушка чувствовала, как он подавлен.

— Думаю, я должна. Это не может быть тебе безразлично. — Она продолжала гладить его по лицу. — Мы только однажды занимались с ним любовью. Кевин убедил меня, что я должна сгореть от страсти, едва только ему удастся заманить меня в постель. Результат получился обратным. В конце концов, я запретила ему даже дотрагиваться до меня.

— Вы расторгли помолвку?

Мари отрицательно покачала головой.

— Нет. Я думала, проблема во мне, а не в Кевине. Его, казалось, не беспокоила моя фригидность. Он все еще упорно желал жениться на мне, а я думала, что никогда не встречу другого такого человека, столь спокойного и понимающего.

— Итак, ты помолвлена до сих пор.

Мари дернула плечом.

— Меня не было в Палм-Бич семь месяцев. Возможно, Пайк уже женился. Насколько я его знаю… я думаю, что он так и сделал. Я надеюсь.

— Ты говоришь, как всегда, сгоряча. Но Мари, а что ты почувствуешь, когда увидишь его снова? — Джизус хотел подняться. — Ты сейчас не в том состоянии, чтобы принять окончательное решение.

— Я не хочу принимать никаких решений. Мне уже давно все ясно. — Она ухватила его за руку и потянула к себе. — Люби меня, любимый. Неужели прошлая ночь ничего не значит для тебя? Ты можешь так просто забыть все, что было между нами?

Он не смог ничего возразить. Рационально мыслящий психолог куда-то вдруг исчез, уступив место страстному мужчине, который любил эту женщину больше всего на свете. Каждой частичкой своего естества они стремились слиться друг с другом, желая только чувственных наслаждений.

Он держал ее губы в плену, пока его руки быстро расправлялись с джинсами и блузкой. Мари раздевала Джиса сама, восхищаясь прекрасным сложением его тела. Она взяла инициативу на себя, доказывая любимому мужчине губами и руками, что он на самом деле означает для нее. Отыскивая его самые чувственные зоны, она овладела им так, как до нее никто и никогда не делал. Мари любила самозабвенно. Джис, забыв обо всем на свете, наслаждался телом Мари. Когда они достигли кульминации чувств, Мари оказалась наверху и медленным уверенным движением бедер ввела его в себя полностью, чтобы он мог ощутить ее всю без остатка. Приговоренный к сладкой агонии, Джизус зачарованно смотрел, как Мари, стоя на коленях, движется над ним. Бушующий в нем огонь сливался с ее образом: он видел запрокинутую назад голову, глаза, закрытые от экстаза любви. Эта женщина отдавала ему всю себя без остатка.

Ее грудь наполняла его ладони, его плоть глубоко проникала в ее тело. Каждый толчок, каждое колебание вызывало новые сумасшедшие ощущения.

— Мари, — простонал, наконец, он.

Торжествующе она двинулась еще один, последний раз, перенося их туда, где могут оказаться настоящие любовники. Мари обмякла и упала ему на груда, и он удерживал ее, зарывшись лицом в волосы.