Натали Рамон - Ах, Мишель, Мишель!..

Это была такая резкая перемена, что он сразу понял: сболтнул лишнего. До чего же все-таки глупы женщины! Неужели она не понимает, что он не идиот, чтобы бросать с таким трудом созданный дом, имидж, репутацию? Тратить сумасшедшие деньги на развод?

— Естественно, — безмятежно произнес он. — Как же иначе? Селестен подрастет, и я разведусь тут же.

— Хочешь, я сама скажу все и ему и Полин? Я давно хочу ей сказать, но как-то не решаюсь.

Только этого не хватало!

— Не стоит, крошка. — Он поцеловал ее заплаканные глаза. — Для вас обоих это будет травмой. А я сумею сделать так, что мы все останемся друзьями. Я же все-таки адвокат и кое-что в дипломатии понимаю.

Больше он старался не разговаривать с ней на эту тему. Да и вообще ни о чем не разговаривать, с головы до пят погружаясь в рафинированное физическое наслаждение. Их хаотичные встречи постепенно вошли в систему: раз в неделю, по средам, с двух до четырех. К пяти он возвращался в офис: в его рабочем еженедельнике эти часы были отведены на посещение библиотеки. Зная пунктуальность мсье Сарди, его секретарь никогда не планировал ничего на это время.

Иногда и не возвращался, а ехал сразу домой. Жена любила эти его ранние приходы, потому что они тут же бежали в спальню и «читали там взрослые книжки», пока Селестен делал уроки. После посещения дамы де ля пляс Мишель испытывал к жене невероятную жажду и нежность. Полин не догадывалась ни о чем! Да и для самого Мишеля существовало как бы две Эдит: одна — не особенно приятная подруга жены, интеллектуалка и мать-одиночка, и вторая — огненная дама де ля пляс.

Причем жена не догадывалась до такой степени, что даже на время своего отсутствия — этих шести бесконечных месяцев в клинике — попросила Эдит «приглядывать» за ним! То была невероятная удача. Естественно, он поупирался для видимости, но в душе ликовал. У них огромный дом. Соблюдая определенные меры предосторожности, они ничем не выдадут себя перед Бернаром и Селестеном.

Но эта психопатка все испортила сама. Зачем-то выдернула его с работы в пятницу — ведь не их же день! — и закатила истерику. Она давно не устраивала ничего подобного тому, что позволила себе в ту пятницу… А эти две недели, которые она провела в их доме? Даже ее очкарик Бернар, и тот проникся сочувствием к Мишелю. Они даже подружились! Кто бы мог подумать, что этот щуплый малявка на поверку окажется толковым, смышленым и так застенчиво попросит:

— Мсье Сарди, можно я тоже буду называть вас папаша Сарди, как все остальные?

Конечно же, он разрешил. Почему бы и нет? Но как отреагировала эта змеища?! Она нарочно прожгла его самую любимую рубашку! Взяла и прожгла. Как будто у него сто любимых рубашек, подаренных любимой женой!

— Женился бы на мне! И получил бы от меня тысячу рубашек в день свадьбы! — крикнула Эдит в ответ на его замечание.

Идиотка, подумал он, неужели она считает, что, если будет орать и жечь его рубашки, ему захочется на ней жениться? Ни разу в жизни Полин не прожгла ни одной вещи, даже когда у них не было электрического утюга. А эта неумеха прожгла откутюрную рубашку паровым утюгом от «Тефаль»!

Даже виолончелистки умеют гладить! Это же просто залюбуешься, когда Мадлен гладит детские пеленочки и поет! Гладит и поет, как будто…

Стоп, стоп, стоп!

Естественно, Мишель приказал остановиться своим мыслям, а вовсе не машине. Машине он прибавил скорости! Конечно, конечно! И истерика Эдит в тот день, и дальнейшие гнусности произошли оттого, что она узнала про Мадлен. Боже мой! Как же он раньше-то не догадался.

Действительно, он отчасти виноват и сам: глупо было заводить интрижку с женщиной из того же дома. Но кто мог предположить, что Эдит и Мадлен знакомы? Если бы не эта восторженная дуреха, Эдит никогда бы не бросила его. А что ему оставалось делать? Жена в больнице. Он не монах в конце-то концов. И у него давно вошло в привычку каждую среду ездить на площадь Виктора Гюго. Почему он должен менять свои привязанности, если психопатка Эдит не желает его видеть? Конечно, в интимных вопросах Мадлен так же далеко до Эдит, как от Земли до Марса. Но, во всяком случае, Мадлен ни разу в жизни не устроила ему сцены. Ну, было разок, тихонечко всплакнула. А с кем не бывает? И ни разу не потребовала от него денег. Напротив:

— Что ты, Мишель! Тебе и так нелегко с прибавлением семейства! Разве я позволю себе сесть на твою шею?

И вдруг Мадлен в его доме и баюкает дочек! Как же он сразу-то не догадался, что это проделки Эдит? Вот ведь гадина! Как у него все было хорошо! Прекрасный дом, красивая, умная, ласковая жена, замечательный сын, трое — целых трое! — девчонок, проверенная любовница… И вдруг! Именно вдруг! В одночасье все кончилось. Они все показали свое истинное лицо! Это она настроила жену против него! И все исподтишка, тихой сапой. А Полин тоже хороша! Что, нельзя было сказать, так и так, Мишель, я все знаю. Нет, надо было изощренно мстить в духе Эдит! Раньше Полин такой не была, она бы…

И тут на дороге в свете фар Мишель увидел собаку. Она неторопливо трусила впереди, метрах в пятидесяти. Рыжая, крупная дворняга. Мишель засигналил, сбрасывая скорость. Бесполезно! Его «BMW» слишком разогнался и летел вперед по инерции. Уже двадцать метров, десять… А собака все так же неспешно перебирает лапами и взмахивает хвостом, не оглядываясь и не реагируя на автомобильные сигналы…

Сбить животное на дороге — еще хуже, чем столкнуться с другой машиной. Старое водительское правило, скорее суеверие с мистическим оттенком. Выскочить на встречную полосу? Но там приближается какой-то трейлер. Откуда он взялся? Была такая хорошая пустынная трасса. Свернуть на обочину? Но что там? Темно, фонарей нет, дикая сельская глубинка. Еще пара метров, и собачий хвост окажется под бампером. Сворачивать, сворачивать, иначе он не успеет!

Он вывернул руль вправо, давя на педаль тормоза. Слева со светом и драконьим грохотом промчалась громада трейлера. В кармане засигналил мобильник. Тормоза «BMW» заскрипели, машина вздрогнула, что-то круша в темноте под собой, неестественно подпрыгнула и вдруг резко накренилась вперед — передние колеса потеряли опору. Все произошло одновременно: фары и грохот трейлера, призыв телефона, пустота под колесами… Это же была не собака, ужасаясь своей догадке, успел подумать Мишель. Это было нечто другое! Нормальная собака давно бы… Темнота закружилась. Удар.

Руль выскочил на него из темноты, груди и рукам стало нестерпимо тесно… С шорохом распускалось что-то белое… Но темнота жадно поглотила все, на миг допустив внутрь сознания лишь прощальную робкую трель мобильного.

Глава 14, в которой я оторопела