Надежда и отчаяние - Егор Букин
На сцене прыгал из стороны в сторону парень лет шестнадцати. Я прислушался: он пел что-то про деньги, грязь, тачки, разврат, собак женского рода и так далее. При этом музыка во всех его треках играла значительно громче голоса, отчего и без того непонятные слова становилось различить еще труднее. Нынче это считается очень модным и крутым, и всем такое нравится. Жаль только я старомоден…
Перевел взгляд чуть правее: за столиком сидела Даша и Иван. Она явно пыталась его разговорить, но после его односложных ответов разговор умирал. Поймав на себе мой взгляд, Даша улыбнулась и помахала рукой. Я смотрел на нее и не мог понять, почему меня разрывают любовные терзания, в то время как ей, кажется, совсем плевать. Я резко вспомнил текст своих песен и мне стало как-то не по себе. Из раздумий меня вывел голос ведущего, который объявил мое имя. Я передал флешку диджею, который сидел в конце барной стойки за ноутбуком, после чего залез на сцену. Крепко сжал микрофон, стоявший передо мной. Свет чуть приглушили, чтобы не слепить меня. Когда все подготовительные моменты были закончены, я остался один в кругу прожектора. Из больших колонок по бокам сцены заиграла музыка, столь похожая на композиции группы Кино и в то же время не похожие на нее совсем. Руки вспотели. Внимание зрителей сфокусировалось на моем невеселом лице. Наконец проигрыш кончился, и я начал петь, чуть понижая голос.
Чему могла быть посвящена моя песня? Конечно же, несчастной любви. Я знал, что Даша учится на филологическом факультете, знал, что у них есть предмет, на котором учат анализировать какие-либо произведения, знал, что она очень хорошо это делает. Именно поэтому песня не говорила прямыми словами о моей душевной боли. В ней проводилась аналогия между падающими листьями и любовью, которая уходит в никуда, так как возлюбленная не видит моих страданий. Или не хочет видеть.
Я никогда не умел писать метафорами и образами, отчего практически все мои стихи до тупости прямые. Но здесь было что-то другое. Наверное, истинные шедевры рождаются только из чувств.
Вскоре я начал расслабляться и получать истинное удовольствие, топая ногой в такт музыке и закрыв глаза. Да, здесь было всего двадцать-тридцать человек, да, я не получу за это даже гонорара, но едва ли меня это волновало. Быть может это было начало чего-то большого, чего-то великого. Я наконец-то могу высказаться и, что самое главное, меня слушают!
Люди начали аплодировать, похлопала и Даша. Я порой переводил взгляд на нее, стараясь делать это так, чтобы она не заметила. Она с легкой грустью смотрела на меня, как бы стараясь понять кому адресована моя песня. Даша ни раз говорила, – да и демонстрировала, – что она изучает психологию и знает разные штучки, но мне с каждым днем все больше и больше казалось, что она врет. Потому что как можно не понять таких очевиднейших вещей как мои чувства к ней? Ну как?!
… «Понимаешь, я просто боюсь говорить о подобных вещах, так как привыкла ставить свои чувства под сомнения. Я боюсь ошибиться в них. Я боюсь, что в итоге все окажется просто надуманным, бурлением каких-нибудь гормонов и все, ничего больше», – светился на экране ноутбука Дашин ответ.
«Знаешь, у меня ведь тоже такое было. Но просто я проверял и убедился, что это не выдумки. Не знаю, к счастью или нет».
«Проверочки?) И как же ты проверял?»
Почему эта чертова скобочка-улыбочка так сильно ударила по мне?
«Да как-как… Очень просто: пытаешься себе доказать, что все выдумал, а потом ловишь себя на непроизвольных мыслях о ней. И мысли эти – самые первые, которые приходят с утра или последние, с которыми ты засыпаешь. Потом понимаешь, что почти всегда хочешь ей написать, но потом страдаешь от того, что не знаешь, что именно написать».
«Ох, кто-то кажется влип. Ха-ха-ха».
Я сломал карандаш пополам. Я ждал чего угодно, но только не смеха. Только не смеха… Идиот, на что ты шел? Снова те же грабли, снова, снова и снова! Я схватил со стола кружку и швырнул ее в стену; после грохота по кухне разлетелись десятки осколков.
Я откинулся на спинку стула, сделав глубокую затяжку; горечь обожгла горло. Раздался противный писк уведомления.
«Знаешь, мне кажется, что здесь надо меньше думать, хоть это и очень трудно. В данной ситуации нельзя что-либо продумать наперед».
«Я это прекрасно знаю. В этих делах все очень сложно. Очень сложно, Даша. И от моего тотального непонимания хочется выть. Кто сказал, что с возрастом становится проще жить? Вовсе это не так. С возрастом ты начинаешь больше думать, больше анализировать, больше задаваться вопросами и как следствие больше страдать».
«Поэтому я стараюсь не думать о таких чувствах. Раньше, может, и было классно бежать за своим любимым даже если ему дела до тебя нет, но сейчас это сложно. И противно».
Я ткнул маленьким окурком в дно стакана с водой и закурил еще одну сигарету; рука дрожала. Минут десять я молчал, переламывая в себе желание спрыгнуть в окно прямо сейчас. Мучительно хотелось с кем-нибудь поговорить, но писать было решительно некому. Я как всегда остался один со своими проблемами. И как всегда эти проблемы такие, что я не мог остаться иначе.
«Знаешь, а может просто стоит ей признаться? Ведь если ты не попробуешь, ты не узнаешь», – пришло мне через пять минут тишины.
Как легко ты это пишешь! Боже мой!
«Во-первых, я боюсь. Во-вторых, я сейчас признаюсь, она меня отошьет и что я буду делать? Скорее всего мы после этого даже общаться перестанем – обычно оно так и бывает».
«Но ведь может и нет! Может она сама сидит и ждет, что ты ей признаешься!» – написала она.
О, не давай мне надежду, Даша, я тебя молю…
«А может все и так, как говоришь ты», – прислала она следом
Спасибо.
«А может и да, вот именно», – ответил я.
«В любом случае я желаю тебе удачи. Попробуй не зацикливаться на этом и не накручивай себя. Я уверена, что она неглупая девочка (какая же еще могла тебе понравиться?), и даст тебе
