На наших глазах - Валентина Хадсон
Мы дома. Мама и папа встречают нас у входа в подъезд, взволнованные, но изо всех сил старающиеся не выдавать собственного страха. Нас с Пашей тут же берут под руки и буквально конвоируют до дверей квартиры. Мы покорно выслушиваем четкие инструкции, а затем расходимся в разные стороны: мама приносит чистую одежду и какие-то капли, помогает мне помыться и переодеться, а Паша о чём-то говорит с папой на кухне. Потом мы все вместе пьём чай с ромашкой, чтобы немного успокоиться, но получается неважно, потому что Саша давно не звонил. Мне вдруг становится интересно, расскажут ли об этом в новостях?
Я брожу по квартире, не задерживаясь подолгу в одной комнате. Хочется что-то сделать, но я не знаю, что именно. В конце концов я выхожу на крышу. Начинает светать, и далеко-далеко за соседними многоэтажками скоро покажется солнце. Я облокачиваюсь на перила, ёжась от холода, и жду. Вы спросите, чего я жду? Скоро узнаем.
С первыми лучами солнца моё ожидание заканчивается. Я знаю, кто стоит за моей спиной, я знаю, кто умеет ходить так бесшумно. А ещё я знаю, что он умеет быстро одеваться по утрам и никогда не говорит о своём прошлом. Я знаю, что дело всегда было в нём. С него всё началось, им же всё должно закончиться. Так или иначе. Наверное, только слепой не догадался бы. Может быть, и я догадывалась с самого начала…
Нет смысла оборачиваться, но я всё равно смотрю на него. Он одет во всё чёрное и кажется ещё выше, чем он есть на самом деле, но это не имеет значения. Как не имеет значения и то, что он скажет. Я не поверю не единому слову.
— Кажется, врать не имеет смысла? — усмехается Рома, как-то странно нагнув голову. — Ты меня вычислила?
— Зачем ты пришёл? — каждое слово — лезвие в глотке. Мой голос будто пропустили сквозь мясорубку и, сжалившись, выплюнули. Как и меня саму.
— Решил, что нужно попрощаться.
Он встаёт рядом со мной, наклоняясь через ограждение и глядя на пустую и всё ещё тёмную улицу внизу. Я дрожу. Понятия не имею, почему, и это злит меня сейчас больше всего на свете: он видит, какая я слабая, и знает наверняка, почему я чувствую себя такой беззащитной.
— Ты не поверишь, если я скажу, что передумал? — тихо спрашивает он, не поднимая глаз. — Если скажу, что больше всего на свете хотел бы никогда не соглашаться на это?
Не хочу слышать его оправдания! Больше — не хочу!!
Но ничего не могу поделать.
— Соглашаться на что? — кто это спросил? Неужели я? Неужели я всё ещё на что-то надеюсь? Неужели во мне осталось что-то кроме ненависти к этому человеку?!
Кажется, Рома тоже не думал, что я спрошу. Он удивлённо и недоверчиво смотрит на меня, как будто что-то ищет в моем лице. Но я даже не смотрю на него, изо всех сил вцепившись в поручень.
— Не думай, что я стану оправдываться, — вдруг зло произносит он. — Я не хочу. Не хочу, потому что знаю, что виноват и признаю, что вёл себя как подонок. Я только хочу, чтобы ты знала… Да, всё с самого начала было подстроено. Я, Арина, Генрих… Всё было просто до невозможности: Арина охмуряет Сашу, я и Генрих прикрываем её от всяческих подозрений, мы снимаем деньги и исчезаем навсегда. Мы с тобой даже не должны были встретиться, понимаешь? Но Арина не знала, что твой брат по уши влюблён в тебя. Вот тогда-то я и понадобился. Втереться в доверие, поссорить, разбить всё, что может биться и снова исчезнуть. То, что у меня лучше всего получается.
Солнце ощущается тёплой и мягкой стеной сквозь закрытые веки. Я стою, закрыв глаза, потому что так сложнее плакать.
— Но я не справился. Я не смог… Остаться безразличным. Я солгу, если скажу, что сказал правду тогда, в лифте, но теперь, сейчас… Я правда люблю тебя, Алён.
— Замолчи, — выдавливаю сквозь зубы, но он не слушается.
— Нет, я не буду молчать, — он порывисто придвигается ближе и крепко сжимает моё плечо. — Я знаю, что ты никогда меня не простишь, но я прошу, поверь мне! В последний раз — поверь. Ещё можно всё исправить, веришь? Ты веришь мне?!
Он кричит прямо в уши, кричит точно так же, как тогда, на стоянке. Как будто между нами пропасть.
— Прошу тебя, давай просто уедем! Ну что тебя здесь держит? Школу ты ненавидишь, друзьям не нужна, о стране и вспоминать не станешь. Мы начнём всё с начала, мы больше никогда не расстанемся. Веришь?..
Я медленно отхожу от него, со смесью ужаса и отвращения глядя на него сквозь слёзы. Он приехал сюда чтобы унижаться? Чтобы уговорить меня стать одной из их шайки?!
— Что ты несёшь?!
— Я… Я не знаю, — Рома опускает голову, морщится, снова смотрит на меня. В его глазах тоже слёзы. — Но я сделаю всё ради нас. Всё что угодно. Пожалуйста…
Поздно. Я не поверю даже его слезам.
— Поздно, — холодно и чётко произношу я. — Никаких "нас" больше нет, и ты сделал всё, чтобы этого добиться. Не приближайся ко мне. Скоро здесь будет Саша и целая туча полицейских.
— Да, я знаю, — с внезапным энтузиазмом произносит Рома и делает ещё один шаг ко мне. — Я сам их вызвал. Я сказал им, что похищение было подстроено, что ты с нами, и что именно ты отдала нам код. Ведь кроме Саши его знаешь только ты, правда?
От удивления и страха у меня холодеют кончики пальцев.
— Ты лжёшь, — едва слышно шепчу я.
— Нет, нет же! — Рома радостно улыбается. — Я же сказал, что сделаю всё что угодно! Теперь тебе нечего делать здесь. Пойдём со мной!..
Он осторожно придерживает меня за предплечья.
— Саша знает, что это не правда! Он никогда этому не поверит!
— Да мне плевать, во что верит твой брат! В одиночку он никогда и ничего не докажет. Давай, тебе нечего терять! Если останешься — отправишься в тюрьму за всех нас. Я этого не хочу.
Из дома слышатся чьи-то крики, и незнакомый голос спокойно и громко произносит "откройте, это полиция!" Рома пытается притянуть меня к себе, но я вырываюсь. Отбежав на другую сторону, понимаю, что стою на самом краю. Ограждения больше нет, оно закончилось, потому что
