Любовь как сладкий полусон - Олег Владимирович Фурашов
Вместо комментария Кораблёва медленно пошла вперёд, а когда Кондрашов поравнялся с нею, заговорила как бы сама с собой, вспоминая былое.
– Мой папа говорил: «Настоящий мужик – защита и опора». И это правда. Такого я полюбила бы, будь лысым и косолапым, неуклюжим и небогатым…Но чтоб в его ладонях я с детишками могла укрыться от этого жестокого мира. Понимаешь?… Вот ты, Юра, для меня особенный. Ты мне в радость. Но одного этого недостаточно…
– Боишься, что я ненадёжный? – пытался понять Кораблёву юноша. – Не сумею тебя с детьми прокормить?
– Как тебе сказать…Наполовину – так, а наполовину – не так. Когда я была маленькая, то говорила, что выйду замуж только за папу. И мама с папой всегда смеялись, когда вспоминали мои детские мечты, – светло улыбнулась девушка. – Добрая-добрая им память! Папочку я очень люблю, но…Вероятно, я принимаю грех на себя, – и при этих словах тень набежала на опечаленное лицо Стеллы, – однако…Однако, эта мучительная дума всё равно гложет меня независимо от того, выскажу я её или нет…Ведь папочка не уберёг мамочку…А мой муж меня с ребятишками обязательно должен сохранить.
От прозвучавшей откровенности молодой замараевский тракторист забыл про солнечный январский день. Внезапно в его уме всплыла выстраданная сентенция отца о том, что любви без нагрузки не бывает, которую Кондрашов-младший до конца не понимал. Но отныне до него постепенно стало доходить, что его принцесса – это не только высокие чистые чувства, но и высочайшая ответственность. И с полкилометра отставшая пара скользила в тишине, прерываемой лишь скрипом лыж.
– Извини, не могу подобрать слова, – прервал молчание Юрий. – Лезут какие-то книжные…Получается, ты…недотрога? И тебе вообще никто не люб?
– Ну, почему же? – засмеялась практикантка. – Я уже давно люблю детишек, которых у меня ещё нет, но которые обязательно будут! Вот вообрази, – всё больше оживлялась она, – мне несколько раз снился младенец, такой розовенький бутуз, похожий на вашего Венечку. Мне хотелось бы такого же хорошенького мальчишечку. Когда я была у вас, и мы с Веней играли…
И Кораблёва принялась беззаботно щебетать, развивая эту тему. И чем больше Юрий её слушал, тем неотвязнее его преследовала шальная мысль о том, что они с братом очень похожи. Все так говорят. А это значит…А это значит, что столь желанный сын может быть у Стеллы от него! От Юрия!
Такой вывод поразил юношу так же, как паралич разбивает дряхлого старика. С той существенной разницей, что Кондрашова ввело в ступор могучее желание при полной невозможности его реализации. И вопреки тому, что он прекратил движение и замер, сердце его забилось как при забеге на стометровку. Он стал хватать ртом воздух, жадно глядя на самое прекрасное из существ, и испарина выступила у него на лбу.
Стелла тоже остановилась, оглянулась и всё прочла по лицу паренька, поскольку находилась на одной с ним духовной волне. Она покраснела, отрицательно покачала головой и призналась:
– Юрочка, я тоже думала об этом. Так странно…Но мы же не будем опускаться до любовников час? Мне легче представить тебя мужем. Разумеется, когда ты будешь готов…м-м-м…воплотить наши мечты. Но ты же сознаёшь, что это дело не сегодняшнего и не завтрашнего дня. И даже не…
2
Дальше, практически до самой Замараевки, они плелись молча и кое-как. Такое состояние длилось до момента, пока путники не взошли на вершину горы, откуда открывался замечательный вид на село, раскинувшееся в распадке. В этот миг парочка, скользившая впереди них, принялась подзадоривать отстающих.
– Эй, черепахи, догоняйте! – крикнул им Кропотов.
– Кто первый поспеет к хижине – тому приз! – поддержала его Шутова.
Они задиристо захохотали и, интенсивно толкаясь палками, заскользили по пологому склону. Разрыв между ними и преследователями составлял приличную дистанцию. Даже учитывая то, что впереди было более километра пути, догнать беглецов представлялось делом нереальным. И потому, а может и совсем не потому, «горем убитый» Кондрашов отреагировал на вызов безнадёжной отмашкой. Кораблёва же, очевидно, стремясь отвлечь его «от минора», повела себя иначе.
– Юр, а если напрямки? – показала она направо, где гора обрывалась захватывающей дух крутизной, у подножия которой, всего в сотне метров от вершины, находился домик молодых специалистов.
– Пацанами мы здесь гоняли, – вяло промямлил тот.
– А непацанами – слабо? – подначивала его Стелла.
– Мне слабо? Пф-ф-ф…Да я-то – запросто, – пренебрежительно фыркнул Кондрашов. – Я боюсь, что ты расшибёшься.
– Где наша не пропадала! – молодцевато топнула лыжей заводила рискованного предприятия. Глаза её азартно горели. – Бог не выдаст, свинья не съест!
– Сама захотела, – напоследок предупредил её партнёр по горнолыжной авантюре, подходя к самому гребню и выбирая наименее опасный маршрут спуска. – Поедешь за мной. Тут в одном месте, посерединке, склон снегом почти не заносит, так ты чуть подпрыгни, а то тормознёт на грунте. Словом, делай как я. И держись зубами за воздух…Первый пош-шёл! – внезапно заорал он, и переступил роковую черту.
Ветер Соловьём-разбойником засвистал в его ушах, обжигая лицо. Встречный поток воздуха тугой резиной сдавил его тело. Лыжи под ним дважды дёрнуло на открытой глинистой осыпи, но он не обозначал прыжков, прокладывая трассу для Стеллы, которой такого рода манёвр будет не по плечу. После осыпи оставался ещё один ответственный участок – у подножия горы при выезде на равнину, так как там ветрами надуло массу рыхлого снега, который тоже затормаживает движение. Однако мальчишеские навыки в Кондрашове не угасли, и он успешно преодолел и заключительное препятствие.
Расплужив лыжи, Юрий выполнил плавный поворот, гася скорость, а остановившись, закричал, задрав голову кверху: «Виват, Россия! Мы – лучшие! Давай!» Фигурка лыжницы затопталась на гребне, а затем замерла. Юноша уж было подумал, что она не отважится на спуск. Ан нет! Через секунду Кораблёва голубой капелькой сорвалась книзу.
И до половины склона дела у неё шли нормально: она двигалась в равноускоренном темпе. Так продолжалось до съезда её на осыпь. Там лыжницу дёрнуло, потом подбросило, и корпус безрассудной красавицы повело вбок. Правую ногу у неё поднимало всё выше и выше, а движение становилось всё менее управляемым. За завершающей фазой Кондрашов наблюдал искоса, полуприкрыв глаза ладонью. К подножию горы студентка уже не спускалась стойким оловянным солдатиком, а летела пущенной стрелой, сбившейся с заданной траектории. В месте её падения снег взорвался белым облаком…И наступила гнетущая тишина…
К воронке «от взрыва» паренёк не бежал, а летел торпедой. В
метре от «кратера» он бросил палки, дрожащими руками отцепил лыжи и пополз на четвереньках.
Запорошённая снегом с ног до головы, Стелла лежала ничком, повернув голову направо, и не подавала признаков жизни. Юрий, затаив дыхание и внутренне кляня себя последними словами, в жутком ожидании непоправимого прикоснулся к плечу отчаянной горнолыжницы. «Сте-е-елла!», – с отчаянием и запоздалым раскаянием позвал Кондрашов. Угрожающее
