Пари на развод (СИ) - Рина Беж
Кирова, угомонись! И ладони спрячь, а то вон как вспотели.
Одергиваю себя и, чтобы сбавить градус напряжения, сковавший тело, поддерживаю шутливый тон:
– Я запомню, Роман Сергеевич, что теперь в моей копилке хранятся уже два ваших желания.
Киваю, встречаясь с ним взглядом и растягиваю губы в широкой улыбке, активно изображая предвкушение.
Хмыкает.
– Олеся Игоревна, да вы, однако, страшная женщина. Не прошло пары недель, как я уже дважды должник. Круто вы меня! Такими темпами скоро превращусь в вашего вечно покорного слугу.
Переглядываемся.
На душе так легко и хорошо, что задумываться – с чего бы? – совершенно не тянет. Мне кайфово – это главное.
Роман, следуя приглашению, снимает короткий черный плащ, оставаясь в тонком светло-сером пуловере, делающем его глаза еще более туманными, затем избавляется от обуви и, влекомый мною, проходит в гостиную.
– Боитесь, Роман Сергеевич, не потянуть? – обернувшись на секунду, играю бровями. Мол, да, я коварна. И следом тихонько добавляю. – Да ладно, расслабьтесь, сударь, столь жестокая участь вам точно не грозит. Я – не меньшая ваша должница, учитывая сколько всего хорошего вы для нас с Алешкой сделали.
– Ой, Олесь, – мой гость резко переходит на «ты», – вот давай только не будем меряться длиной и размерами… – заявляет, становясь серьезным.
Округляю глаза, забывая, как дышать, и боясь услышать продолжение. А пунцовый румянец уже активно заливает щеки, уши и шею.
Зотов замечает, несмотря на то, что верхний свет приглушен, хмыкает, моментально сбрасывая с десяток лет, и добавляет, забавляясь моим стеснением:
– Я по размеры долгов говорю. А ты, бесстыдница, о чем подумала?
А о чем я подумала?
Пытаюсь проанализировать и быстро отмахиваюсь. Да ну нет! Ни о чем таком я не думала. Ага! Не думала же, да?
Я ж благовоспитанная. И пока замужняя. И вообще…
Да ну, нафиг!
Прячу глаза и нос в букете, делая вид, что ничего важнее нет, чем вдыхать нежно-сладковатый аромат цветов, а затем жестом показываю Роману, чтобы не шумел и следовал за мной.
На цыпочках крадусь к своей спальне и тихонько приоткрываю дверь. Убеждаюсь, что Ваня сладко сопит, обложенный со всех сторон кровати подушками, а оставленный работать на минимуме ночник не попадает ему в глаза, и отступаю в сторону, чтобы Роман тоже все сам увидел.
– Такой классный он у тебя, – негромко комментирую и, не дожидаясь ответа, тихонько ухожу на кухню, чтобы не мешать отцу и сыну побыть вместе.
На всякий случай вновь включаю подогреваться чайник, ставлю шикарный букет в красивую вазу, а когда спустя некоторое время ко мне приходит Роман, предлагаю ему не чай или кофе, а поужинать.
Сама не понимаю, как подобное слетает с языка, учитывая, что он предупреждал: сделка проходит в ресторане. К тому же давно ночь на дворе. Нормальные люди давно не едят, а спят. В общем, причин для отказа – вагон и маленькая тележка.
Но еще чудесатее становится, когда он охотно соглашается. И не только на пюре с сосисками, но и борщ.
– Жуть, какой голодный, – выдает, прежде чем за раз откусить треть бутерброда с салом, и следом отправить целую ложку темно-бордового бульона в рот.
Пока гость расправляется с первым блюдом, разогреваю ему второе, а когда составляю компанию за третьим, заняв противоположное за столом место, все же не справляюсь с любопытством и интересуюсь:
– Прости, Ром, что лезу в лично, но на счет Ванюшки не совсем понимаю. Как твоя бывшая жена могла от такого сладкого малышка отказаться? Неужели из-за того, что ты ее…
Произнести остаток фразы не могу. Язык не поворачивается. Не то, чтобы я рвусь обвинять Зотова. Нет. Меня в той ситуации не было, да и ко мне все не имеет отношения. Но вот мальчонка… я в раздрае. Точно понимаю одно, никогда бы не смогла отказаться от своего дитя, что бы не сделал мне его отец. Переносить обиду с одного человека на другого, да еще маленького и беззащитного… это же как нужно… Да и Рома говорил, что с бывшей супругой они – друзья.
Санта-Барбара какая-то.
– Нет, Олесь. Ванёк – только мой сын. Не Арины. Его другая женщина родила. Моя любовница.
И пока я тщательно пытаюсь вернуть на место отвалившуюся челюсть, Зотов вкратце обрисовывает реальное положение дел трехлетней давности. И чем дальше слушаю, тем сильнее убеждаюсь, что мой развод с Сергеем – всего лишь цветочки. А от ягодок, которые выпали на долю Романа и его бывшей супруги, волосы дыбом становятся.
Скрывая эмоции за непроницаемой броней нечитаемого взгляда, мой гость рассказывает о том, как его лучшие друзья, компаньоны, брат и сестра Измайловы, спровоцировали выкидыш у Арины, а затем разыграли всё так, чтобы Роман поверил в предательство собственной жены.
Расчет был на то, чтобы разлучить супругов, каждый из которых уж слишком сильно приглянулся сумасшедшим друзьям, и попутно отжать долю в бизнесе. План удался на девяносто процентов. Зотов потерял супругу, оказался в коме после аварии, организованной Кирой Измайловой, которая сумела от него забеременеть, и почти лишился состояния.
– Во многом выбраться из дерьма помог Арбатов, теперешний муж Арины. Он сразу взял ее под свое крыло, чем спровоцировал всех вокруг, но больше всего Измайловых, чья мастерски разыгранная схема посыпалась, как карточный домик, – произносит Роман, вертя в крупных красивых ладонях уже опустевшую чашку.
– Что было дальше?
– Измайловы получили срок. Точнее, Измайлов. Его сестру посадили под домашний арест, позже определили в клинику с нервным срывом, еще позже выписали. Зря. Перед самыми родами эта чокнутая нажралась каких-то таблеток, решив умереть красиво. Ваньку успели спасти в последний момент. Но её уже не откачали.
Всё, на что меня хватает, кроме мата, который я выплескиваю тоннами, но беззвучно, это постараться поддержать Романа. Хотя он никак не выглядит сломленным, скорее пережившим весь этот кошмар и принявшим его, как факт.
– Ты – классный папа, Ром. Я твоему сыну немного завидую. Сегодня за вами наблюдала, глаз не отвести, – резко меняю тему.
На пару мгновений позволяю своей ладони накрыть его пальцы и немножко сжать. Он – молодец, кто бы и что не думал.
– Прямо-таки не отвести? – на губах Зотова мелькает улыбка, хотя глаза остаются серьезными.
– Именно, – подтверждаю свои слова кивком и вновь меняю тему. – Слушай, уже поздно, у Ивана глубокий сон. Если начнешь будить, одевать,
