Фредерика Грэхем - Твое нежное имя

– Она вспоминает. – Он пытался глазами дать понять Лоучу, чтобы он оставил их вдвоем, но тот, казалось, ничего не понимал.

– Мари?

– Чак. – Мари отодвинулась от Бертона и обратилась к человеку, который спас жизнь ее любимому: – Ты застрелил Пэрли Харбисона.

– Да.

– Это был ужасный человек.

– Мне необходимо, чтобы ты написала заявление, дорогая.

Джизуса удивило такое проявление нежности. В устах Чака это было знаком высочайшего уважения.

– Я могу все рассказать.

– Мари вспомнила свое настоящее имя, – объяснил Бертон, – и откуда она родом.

Чак кивнул.

Она повторила теперь уже более уверенно:

– Я Натали Рэйми родом из Палм-Бич, во Флориде.

Джизус снова обернулся к Мари, собираясь обнять ее, когда в глаза ему бросилось растерянное выражение на лице Чака. Он выглядел так, словно бы присутствовал при воскрешении из мертвых.

– Черт побери!

– Что случилось, Чак? – Джис совершенно не понимал, что же тут происходит.

– Ты что, газет не читаешь? – Чак склонился к Мари. – Ты уверена, дорогая? Ты ничего не путаешь?

Она слегка улыбнулась.

– Уверена больше, чем когда бы то ни было. Ты думаешь, я не знаю собственного имени?

С сочувствием глядя на Мари, Лоуч горько рассмеялся:

– Как же ты попала сюда, Натали Рэйми?

– Я не знаю всех подробностей, потому что некоторое время была изолирована от окружающего мира. – Мари устало опустилась на руки Бертона. – Я расскажу все, что знаю. Только, если возможно, чуточку попозже? Мне необходимо какое-то время, чтобы прийти в себя.

Чак поднялся.

– Джис. Попробуй увести ее отсюда, пока не налетели журналисты. Они организуют шабаш, если узнают, кто она такая на самом деле.

Джизус чувствовал себя таким же растерянным, какой была все эти месяцы Мари. Он понимал также, что сейчас не время требовать от нее каких-либо объяснений.

– Я пока отвезу ее обратно к Дигену.

– Буду ждать вас обоих в участке к пяти часам, если она к тому времени оправится. Мне нужно будет сделать несколько звонков, чтобы получить подтверждение ее версии.

Бертон помог девушке подняться на ноги. Она улыбнулась на последние слова Чака.

– Ты все еще не доверяешь мне, да?

Чак посмотрел на нее и осторожно погладил по щеке.

– А как же? Воскрешение из мертвых—это больше по части Джизуса, чем по моей. – Он повернулся к Джису. – Доставь ее домой, и пусть она хоть немного придет в себя.

Мари выглядела такой измученной, что последнее замечание Чака было более чем уместным. Джизус понимал также, что его любопытство не может быть пока удовлетворено. Мари слишком устала, чтобы что-либо объяснять. Она все еще находилась под впечатлением событий этого утра и пыталась расставить все по своим местам.

Бертон помог девушке забраться в фургон и усадил ее поудобней.

– Отдыхай, дорогая. Все, что ты хочешь сказать, узнаем потом.

Она ответила ему усталой улыбкой.

– Мари?

Джизус прошел в спальню, которая так о многом напоминала ему, собираясь разбудить Мари, чтобы отправиться с ней в участок. Она лежала на кровати, подложив руки под голову и глядя в потолок.

– Я не сплю. – Она улыбнулась ему. – Теперь наконец-то я окончательно проснулась.

Джис осторожно присел на кровать на некотором расстоянии от нее.

– Ты себя достаточно хорошо чувствуешь, чтобы отправиться в полицию?

– Да. – Девушка повернула голову и посмотрела на него. – Я чувствую, что нам необходимо перед этим поговорить.

– Ты хочешь рассказать мне что-то важное сейчас?

– Нет. – Она села на кровати и протянула руку, чтобы положить ему ладонь на плечо. – Джис, люби меня, сейчас, прежде чем мы поедем туда.

С тех пор, как ее память вернулась, Бертон избегал по отношению к ней всякого проявления интимности. Даже теперь он уклонился от малейшего прикосновения. Но нежные пальцы, скользнувшие по его руке, заставили его тело ныть от нового желания.

– Не думаю, что это самая хорошая мысль, Мари.

– Посмотри на меня. – Он не шевельнулся. Тогда она придвинулась к нему вплотную и, обхватив его голову руками, повернула к себе. – Между нами ничего не изменилось. Я тебя по-прежнему люблю. Только тебя.

– Дорогая. – Он взял ее пальцы в руки и бесконечно долго смотрел на них, держа перед собой. – Ты, должно быть, испытываешь страшное замешательство. Ты только что оправилась от травмы, которую мало кто смог бы перенести.

– Перестань! – Она выдернула руки из его ладоней и положила ему на плечи. – Я не нуждаюсь больше в защите. Я нуждаюсь в любви. В твоей любви. Ты веришь мне?

Джизус молчал.

– Веришь?

– Верю. Но тебе необходимо время, чтобы заново переосмыслить свою жизнь.

– Мне не надо ничего переосмысливать. Мне нужен ты. – Она уронила руки и попыталась отодвинуться от него.

Джизус вздохнул и крепко обнял ее за талию, пресекая попытку ее поспешного бегства.

– Мари, я уверен, что у тебя был другой мужчина до меня. Что же будет с ним?

Мари видела, как Джис борется с собой, стараясь быть объективным. Ей хотелось приласкать его и объяснить, что ему незачем так мучиться. Больше того, ей хотелось быть с ним абсолютно честной. Он должен знать правду. Скоро он узнает все. А пока она расскажет ему о Кевине.

– Я обручена с человеком по имени Кевин Пайк.

– Понятно.

Она почувствовала, как напряглась его ладонь, лежавшая на ее талии. Потом он убрал ее. Его лицо ничего не выражало.

– Кевин работал с моим отцом. Отец был очень состоятельным человеком, а Кевин помогал ему управлять делами. – Она подтянула колени к подбородку и обхватила их руками. – Чтобы понять все, тебе следует знать обстоятельства моей жизни. Я росла среди очень ограниченного круга лиц. Частная школа. Небольшой женский колледж. Я была очень застенчивой и, хотя часто встречалась с молодыми людьми, в действительности очень мало что знала о мужчинах. В конце концов, я получила степень бакалавра педагогики…

– Понятно.

Мари слегка улыбнулась.

– А потом я преподавала в платной школе для одаренных детей. Я жила в собственном доме, общалась только в кругу знакомых отца. Папа замечательный человек, но очень старомоден. Я была для него все равно, что свет в окошке. В старые времена он бы непременно подобрал мне жениха и велел бы выйти замуж, а в наше просвещенное время он лишь подобрал кандидатуру. Потом только манипулировал нами, пока я и Кевин не обручились.

– Но сейчас же двадцатый век. Если бы ты захотела, могла быть и менее послушной.

– А я и не хотела. Кевин был… есть, – поправила она себя, – приятный, умный молодой человек. Я убедила себя, что он будет мне идеальным мужем.