Ребекка Розенблат - Нежная как шелк

Услышав эти слова, я впервые за много месяцев улыбнулась.

— Пожалуй, можно сказать, что они действительно стали настолько близки, что ближе быть уж просто невозможно.

— Наверное, тебе было очень больно смотреть на них?

— Больно? Наоборот, я испытала страшное облегчение, узнав, что между тобой и Лорой ничего нет. Признайся, почему ты подумал, что мне было больно?

— Потому, что ты неравнодушна к Сету.

— О Господи, ты же все еще думаешь, что я интересуюсь им… Видишь ли, Сет пошел мне навстречу и согласился разыграть ту сценку с поцелуем специально для того, чтобы ты мог спокойно жить с Лорой, не чувствуя никаких угрызений совести, если бы со мной случилось что-нибудь плохое во время операции.

— Ты меня так сильно любишь? А я-то считал тебя ревнивой ведьмой, готовой на все, даже на самоубийство, лишь бы удержать мужчину, — рассмеялся Акбар.

— Я хочу только счастья для тебя. Ведь мне пришлось причинить тебе столько боли! Не удивлюсь, если ты откажешься жить со мной, но надеюсь, что до этого не дойдет.

— Ты понятия не имеешь, как сильно я тебя люблю!.. Как мы вообще могли докатиться до такой жизни?

— Знаю как: мы настолько погрузились в житейские проблемы, что не разрешали себе ни поболтать о пустяках, ни посмеяться, как раньше… Мама всегда говорила, что, потратив десять минут на то, чтобы успокоить мужа, избавишь себя от десяти часов споров и десяти лет боли и злобы.

Акбар давно уже отвернулся к окну, стесняясь слез, заливших его лицо. Но теперь он взглянул на меня и подошел к кровати.

— Думаешь, нам поможет мамин совет?

— По крайней мере очень хочу попробовать.

— Как ты предлагаешь сделать это? — спросил он, обняв меня за шею и прижавшись ко мне лбом.

Наши души словно соединились.

— Отныне мы станем решать все споры только обнаженными и только в постели, когда наши тела будут переплетены.

— Договорились… Но как быть, если между нами возникнут разногласия в магазине или еще где-нибудь?

— Если в магазинах нет отделов, где торгуют матрацами, которые необходимы для выполнения моих условий, то предлагаю тебе во всем соглашаться со мной. Повтори, например, пять тысяч раз, какое очаровательное на мне платье. Скажи, что даже не предполагал, насколько я могу выглядеть сексуально-привлекательной в этом платье. Скажи, что не можешь дождаться, когда сорвешь его с меня… Понял, что от тебя требуется? — засмеялась я.

— О да! А как мне быть, если мне вдруг по дороге домой захочется сорвать с тебя платье?

— Тогда мы отправимся спорить в самый ближайший дешевый мотель и продолжим наш спор на гостиничных простынях или пыльных коврах.

— Как все-таки замечательно слышать твой голос, — со счастливым вздохом признался Акбар. — Честное слово, я скучал по твоему голосу и… по тебе.

— Поверь мне, я очень хотела говорить. Знаешь, такое ощущение, будто кто-то специально держал мой язык, чтобы защитить окружающих от непоправимых последствий, которые он мог вызвать.

Акбар крепко обнял меня. В его объятиях я чувствовала себя так же уютно, как, наверное, личинка в коконе. И тут во мне начали возникать чудесные ощущения. Как будто меня щекотали изнутри. Так оно и было на самом деле, поскольку это бились, стремясь освободиться, мои крылья. Освободиться для полета. Я вновь почувствовала себя любимой и поняла, что смогу наслаждаться жизнью красивой бабочки, в которую я с помощью Акбара превратилась из безобразной гусеницы. Боже, как же, оказывается, долго я пробыла гусеницей!..

39

Никто так и не узнал, что же произошло в ту ночь. Но важнее то, что никто никогда и не пытался сделать это. Складывалось впечатление, что я действительно превратилась из гусеницы в бабочку. В бабочку, которая опять полюбила жизнь и стремится улететь от ситуаций, способных принести боль. Может, этим и занимались мои родители, когда отказывались тратить время и силы на глупые выяснения отношений с окружающими? Мне никогда не узнать этого наверняка. Однако это больше меня не беспокоило, поскольку сейчас я обладала собственной мудростью.

Прошли годы, и наши дети один за другим вошли в опасный возраст, когда просыпаются те самые плохие гормоны. Все признаки были налицо. Я видела это по тому, как они смотрели на сочные помидоры, на облака, на представителей противоположного пола. По тому, как они смотрели на все.

Мы много раз откровенно разговаривали на щекотливую тему секса. Но, стараясь убедить их не торопиться, я в то же время заботилась о том, чтобы в ванной комнате находилось достаточно презервативов. Но кого я хотела обмануть? Дети скорее всего считали, что презервативы предназначались для них, так как родители, по их мнению, ничего не смыслили в сексе и никогда им не занимались.

У нас же с Ази тоже начался совершенно новый цикл, когда мы видели собственные отражения в своих детях. Конечно, мы никогда не рассказывали им об этом. Ведь они бы страшно оскорбились. Размышляя о собственном прошлом и мечтая об их будущем, мы решили, что не вправе лишать их возможности самим приобрести мудрость. Но как бы так сделать, чтобы это произошло без несвоевременно раздувшихся животов?

Что же касается меня и моего Принца, то мы попытались наверстать все годы, которые отняла у нас жестокая судьба. Нет, мы не качались на качелях, не любовались закатом, не отправлялись в кругосветные круизы. Вместо этого мы просто плавали нагими всякий раз, когда подворачивалась возможность, заботясь, чтобы рядом всегда находились свежие виноградинки. А когда не плавали, то танцевали под звездами и загадывали желания. А когда в зимние холодные вечера не танцевали под звездами, то занимались любовью у камина на куче газет, вспоминая наши приключения. Даже Кама, индуистский бог эротической любви, не отказался бы поднять за нас чашу с вином.

Лора с Сетом, казалось, тоже наверстывали потерянные годы, но они использовали персидские ковры и медвежьи шкуры вместо газет, удобнее которых, по моему мнению, нет ничего на свете. Они наслаждались всеми доступными радостями. Так же, как дочь Лоры и двое их сыновей.

Наконец-то у меня установилось полное взаимопонимание с мамой и папой. Ведь все мы были родителями, все испытывали беспокойство и восторг. И нас объединяла гордость за наших детей. Выяснилось, что мама все-таки гордилась мной и всю жизнь старалась меня воодушевить своим примером. Не найти другой такой женщины, которая плакала бы, оттого что принесла в этот мир существо, лишенное права выбора. Поэтому она и учила свою дочь преодолевать беспомощность, хотя прекрасно понимала, что рискует испортить с ней отношения. Но главной ее целью было — чтобы дочь могла обрести силу бороться с судьбой. Она так и поступила, когда порвала те цепи, которые сковывали стольких женщин в течение стольких столетий. Да что там столетий — тысячелетий!