Здравствуй, пышка, новый год! - Инга Максимовская
Горничная исчезла. Так же как и появилась. Словно в воздухе растаяла.
– Скажи. Прямо ниндзя, – я задохнулась. Нет, никто мне не поможет. Бородатый содрал с меня носок и нахмурился. Странное у него, конечно, отклонение. Я слышала, что есть те, кому ноги нравятся женские, но тут… Нога раненная капканом, да еще наверняка сморщенная от того что валенки чертовы промокли. И физиономия извращенца мне сейчас вот совсем не понравилась. Слишком сосредоточенная и напряженная.
– Нет перелома, ушиб сильный. Но печку играть сможешь, тюленя еще, наверное. Слушай, а Ляся это что, настоящее имя или в сценический псевдоним?
– А вы доктор, или это часть вашей игры?
– Был когда-то, – совершенно серьезно ответил хозяин дома. – Хирургом был. Хорошим, оперирующим. А потом… Да пошла ты.
Я угрюмо уставилась на громозепу в дурацкой шапке. Да нет, я привыкла уже, что меня все подкалывают по поводу имени, по поводу моего веса, за мою неуклюжесть и дремучесть в некоторых аспектах жизни, которая как-то вот не задалась у меня. Но вот от чего-то из уст именно этого мерзавца подколки мне слышать обиднее всего. Тюлень, надо же. Уж лучше пусть меня быстрее отдаст Барбосу, и все это закончится. И настроение у него меняется, как погода у моря. Что он озлился то? Я так устала, просто ужасно. И страшно хочу спать. И…
– Папа, – звонкий детский голосок прозвучал так неожиданно, что я подскочила на своем прокрустовом ложе не меньше чем на полметра. – Ух ты, ты что Деда Мороза словил? Ни фига себе.
– Геморрой я себе словил, – пробубнил по нос малахаистый великан. И полную шапку проблем, похоже. Улыбайся, а то морда у тебя сейчас, как у Гринча, а не как у доброго волшебника.
Под потолком вспыхнула люстра. Я ослепла на мгновение всего, а когда сфокусировала свои ясные очи, увидела крошечного рыжего мальчика, с интересом и восторгом глядящего на мою потрепанную персону. Ребенок, похожий на Антошку, любителя картошки, из мультика, конопатый и смахивающий на солнышко, рассматривал меня как диковинную зверушку. Только что не потыкал кочергой, которую зачем-то держал в руке.
– Па, а это нормально, что у деда мороза тетенькина грудь? – поинтересовался потомок Огра, который замер у камина, сложив на могучей груди огромные руки. – А ты говорил, что он не придет без елочки. Дед Мороз, а что у тебя с ногой? Ты из саней выпал, да? Ух ты, круть. А папа не верил, что ты прилетишь. А я загадал. А ты точно настоящий? – напрягся мальчик и почесал крохотный нос кочергой.
– Я помощник его, – вздохнула я, поправляя «Дедморозный» халат на груди, – дедушка не успевает везде сам. Поэтому нас отправляет проверять, как ведут себя хорошие мальчики. Ну и подарки передает с нами. Вот ты, например, что бы хотел в подарок?
– Я…? – в глазах ребенка зажглись искорки надежды. И нос он насупил, как Огр в малахае.
– Да. Я же к тебе приехал… приехала, – ну не обманывать же мальчика, так доверчиво на меня смотрящего. Он не глупый же, сразу понял, что я тетенька. Тетенька, блин. Я то все себя считаю девушкой.
– Я хочу маму, настоящую только, а не няню Гаджан, которая «р» не выговаривает и готовит гадский суп, а еще она не разговаривает со мной почти. Чтобы мама была красивая хочу. И чтобы у нас был стол новогодний, как в кино. Салаты чтобы с горохом, и пюре картошка. И еще… Чтобы папа в новый год…
– Так, Барбос, бегом переодеваться Сто раз тебе говорил, чтобы босиком не ходил по голому полу, – рявкнул бородатый, я уж и забыла что он тут, заслушавшись мечтами ребенка, который как мне показалось, страшно несчастен. Ну не будет счастливый малыш мечтать о таких простых радостях как салат. И дом богатый, вроде, а все в нем какое-то неживое. Нет елочки в доме, где живет ребенок, нет гирлянд веселых. И снеговика нет в огромном дворе. Только злобный мужик в малахае с ружьём, зовущий своего ребенка собачьей кличкой и тени в фартуках.
– Почему Барбос? – проводив взглядом крошечную фигурку, взлетевшую по лестнице с какой-то невероятной скоростью.
– А ты почему Ляся? – хмыкнул дьявол, наконец содрав с головы шапку.
Глава 5
Я теперь поняла. Почему он не снимал шапку. Варвар похож на яркий апельсин шевелюрой. Странное сочетание темной бороды, которая у него еще и кучерявится, явно от влаги, оставленной на ней озорными снежинками и лохматой копны волос цвета перезревшего на солнце апельсина.
– Чего? – прорычал мой пленитель, увидев, что я уставилась на него открыв рот. – Скажи красавчик.
– Я бы даже сказала, огонь, – хмыкнула я, спуская с дивана отогревшиеся ноги. Ступня тут же отдалась ломотой. Поморщилась и почувствовала, как чешется мое лицо от чертова клея, которым я присобачила бороду. На резинке носить дедморозный знак отличия нам категорически запретил Давыдыч. А клей купил самый дешмански, старый сквалыга. – Слушайте, а можно я бороду сниму?
– Опа, стриптиз будет? – Приподнял бровь огр. Красивый мужик, но какой-то… За маской напускной удали скрывается странная тоска. С чего бы ему депрессовать? У него все есть, о чем мне даже мечтать не приходится. У него есть чудесны маленький сын, дом. Деньги, власть, скорее всего. Слишком уж он самоуверен. И от чертова бородача за версту воняет мужиком. Настоящим таким самцом, который мне не светит никогда. Мой потолок Саня Ежиков, с которым мы играем в постановке колобка и облезлого зайца. При чем я заяц. Так что представьте…
– Слушайте, вам не надоело? Мальчик хочет праздник, а вы, вместо того, чтобы хотя бы елочку нарядить упражняетесь в остроумии.
– В этом доме не бывает елок, – он хмурится? Странно. И что за фобия у здорового дядьки, похожего на сказочного рыжего медведя, интересно? – Мы не празднуем новый год. Это ясно?
– Вы сектант?
– Почему?
– Потому что новый год это праздник, который помогает людям стать счастливее, – вздыхаю я, хоть и сама не верю в постулаты, что пытаюсь вложить в мохнатую рыжую башку маньяка. – И ваш сын ждет сказку. И все ваши загоны ему по барабану. Потому что он просто ребенок. Ребенок, который еще не разучился верить в чудо. Вы же не хотите, чтобы он вырос таким же толстокожим Бармалеем, кошмарящим чертову бородатую бабу, случайно не сдохшую в лесу? Такие, как вы.
Боже, что я несу? Сейчас Бармалей достанет свое ружье, а потом сожжет мои косточки в камине. Ну, или достанет кривой нож. А нет, он подошел к камину, взял в руки огромный колун, подкинул в руке. Больно, наверное, топором то…
– Новый год – это… Ну ты и наглая, – махнул рукой мужик. Схватил с кресла свой тулуп. Снова натянул на голову чертов малахай и быстрым шагом пошел к двери.
– Вы куда? – вякнула я в широкую спину. – Между прочим…
– Ты же сказала, что нужна елка.
– Вы что же рубить елочку собрались? Вы что… Вы варвар.
– Нет, блин, я ее уговорю, чтобы она сама из земли выкорчевалась ненадолго. Ты меня достала. Не искушай судьбу, – рыкнул отец Барбоса, выскочил за дверь, в завихрения воющей на улице вьюги.
Я вздохнула, стащила с себя чертов халат, расшитый белой мишурой, пайетками и рыбьим мехом, бросила его на диван, дернула себя за бороду, ослепла от боли, всхлипнула. Вот ведь угораздило меня. Но с другой стороны, это даже лучше, чем сидеть за накрытым столом в квартире мамы, есть набившие оскомину салаты и слушать, какая я дурная сестра. Что я должна съехать из квартиры, которую подарила мне бабуля, и отдать ее брату. Потому что у меня нет личной жизни и не будет никогда с такой толстой жопой, а Костику нужно устраивать судьбу. Но он несчастный бедолага, двухметровый, ищущий себя и не находящий. Ни дня в жизни не работавший. А я просто эгоистка и жадина. И это страшно обидно потому что я вечно верчусь колбасой. Чтобы погасить долги брата, коммунальные платежи мамули и ее желания быть светской дамой. А сама… Я забыла
