Памела Кент - Шанс для влюбленных

Тут Ким вынула из сумочки короткое приветственное письмо миссис Фабер и снова перечитала его. И решила, что должна остаться, по крайней мере на какое-то время.

В комнате уже побывала горничная и распаковала ее вещи, аккуратно разложив их по ящикам. Ким открыла дверцу шкафа и выбрала себе платье на вечер — черное, кружевное. Оно очень шло девушке.

Приняв ванну, Ким почувствовала себя намного лучше. Она подкрасила глаза и слегка тронула помадой губы, отчего они стали мягко поблескивать.

Наконец Ким надела на стройную шею нитку жемчуга, чуть-чуть надушилась, переложила носовой платок и письмо миссис Фабер в маленькую парчовую сумочку и вышла из комнаты, отправившись исследовать дом.

Это было здание в форме буквы «Е», с двумя внутренними двориками позади и разнообразными хозяйственными постройками и конюшнями. На конюшнях были часы, отбивавшие каждые полчаса, и их звук, казалось, повисал в неподвижном, прозрачном воздухе холодного январского вечера, и луна рассматривала свое отражение в обрамленном тростником озере.

Дом походил на беспорядочно построенный, запутанный лабиринт, где в стенах внезапно открывались маленькие лесенки, а коридоры заканчивались в самом конце каждого крыла. Ким, по ее расчетам, находилась в западном крыле, здесь царила гнетущая тишина, словно эти стены никогда не слышали звука шагов, а голоса редко поднимались выше осторожного шепота, который уплывал в окна. Вдруг девушка заметила, что в полумраке кто-то прячется. Ким смогла разглядеть только огромную фигуру в фартуке и чепце. Девушка догадалась, что это была Траунсер. Ким заметила, что женщина с тревогой всматривается в глубину коридора, разглядывая ее стройную фигурку в черном кружеве. Горничная сжимала ручку белой двери, и, когда Ким инстинктивно ускорила шаги, она повернула ручку и позволила двери открыться внутрь, так что поток мягкого желтого света осветил коридор.

Траунсер приложила палец к губам и поманила девушку в комнату, после чего закрыла дверь и повернула ключ в замке, а Ким очутилась на пороге комнаты, напомнившей ей декорации театра.

На стенах висели бра, прикрытые бело-розовыми абажурами, а на окнах — бело-розовые атласные занавески. Перед белым мраморным камином, в котором с тихим шипением горели ароматные поленья, лежал белый коврик, а на каминной полке стояли фотографии в серебряных и разукрашенных рамках. В комнате был розовый ковер, который, казалось, закрывал все пространство пола, огромная кровать, пышно задрапированная белым тюлем и атласом с кружевами, а на кровати, облокотившись на кружевные подушки, сидела старушка, похожая на взволнованную седую фею.

Повинуясь знаку горничной, Ким подошла ближе к кровати.

— Ах, дорогая моя, я просто счастлива! — Две маленькие ручки, похожие на птичьи лапки, ухватились за Ким. — Даже если бы я сама искала, я ни за что не нашла бы более красивую девушку, чем вы! Траунсер сказала, что вы показались ей очень милой. Вы просто картинка, и вы так прекрасно одеваетесь… — Она склонила голову набок и внимательно посмотрела на жемчуг на шее Ким, а потом одобрительно кивнула. — Бриллианты для вас были бы слишком стары, а сапфирового ожерелья, я думаю, у вас нет. Сапфиры прекрасно подошли бы к вашим глазам, но жемчуг — это всегда верный выбор…

— Миссис Фабер, — торопливо произнесла Ким, — мне не следует быть здесь, так как мистер Фабер специально приказал мне не пытаться увидеться с вами сегодня вечером. Но, получив вашу записку, я не знала что и думать…

— Конечно, конечно. — Миссис Фабер благодушно улыбнулась, хотя Траунсер у двери явно была взволнованна и считала необходимым стоять на страже на случай, если кто-либо попытается войти в комнату. — Разумеется, я должна была увидеть вас… Я бы огорчилась, если бы вы обратили внимание на указания Гидеона и сочли нужным сделать то, что он сказал. И потом, в конце концов, вы будете моей секретаршей, а не Гидеона, не так ли?

— Да, но…

— Гидеон вечно на что-нибудь сердится, — призналась его мать, хотя ее лицо сохранило настолько добродушное выражение, что Ким поняла — она совсем не обижена на него за это. — Он так не похож на Чарльза, моего второго мальчика… Тот, знаете ли, уже женат, и он такой семейный человек! Я вижу его всего лишь пару раз в год. Что же касается Тони…

— Думаю, молодой леди пора идти, — внезапно объявила Траунсер. — Кажется, я только что слышала шаги в коридоре, но, может быть, мне просто показалось…

— Тебе все время что-то чудится, милая Траунсер, — заметила ее хозяйка с улыбкой. — Твое воображение не доведет тебя до добра. Но все равно вам, пожалуй, лучше идти, — добавила она, похлопав Ким по руке и улыбаясь ей чарующей улыбкой. У нее были огромные серые глаза, когда-то, наверное, потрясающе красивые. — Спасибо, что зашли повидаться со мной сегодня вечером, и приходите как можно раньше завтра утром. Не важно, если я буду еще в постели. Я всегда завтракаю в постели, а встаю около одиннадцати…

— Мисс Ловатт, — позвала Траунсер громким отчаянным шепотом, — я действительно считаю, что сейчас вам лучше уйти…

— Да, да, — отозвалась Ким, — я уже иду!

Она улыбнулась маленькой женщине в кровати, за что была награждена воздушным поцелуем, посланным ей почти прозрачными пальчиками, и присоединилась к служанке у двери. Траунсер осторожно открыла дверь, выглянула в коридор и кивнула.

— Горизонт чист, — объявила она.

Но не успела Ким повернуть за угол, в главный коридор, как поняла, что горизонт отнюдь не был чист. Гидеон Фабер собственной персоной, одетый в темный смокинг, стоял, ожидая ее, и задумчиво курил сигарету.

Ким стало страшно, ужас буквально парализовал ее.

В первый же вечер на новой работе она провинилась, ослушавшись указаний. А ведь он предупреждал ее… Она невольным жестом испуганного ребенка поднесла к губам руку и ждала, когда его гнев обрушится на ее голову.

Но он продолжал смотреть на нее равнодушными серыми глазами, а потом вдруг развернулся и направился по коридору к лестнице. Ким ничего не оставалось делать, кроме как пойти рядом с ним.

— Думаю, вы не откажетесь от стакана шерри перед обедом.

Его голос заставил ее вздрогнуть.

Глава 4

Когда на следующее утро Ким проснулась, вся ее комната была залита солнечным светом.

Служанка, распаковавшая накануне ее вещи, уже отдернула занавески в комнате и с улыбкой указала на поднос с чаем, поставленный у кровати. Ким стряхнула с себя остатки сонливости и ответила девушке благодарной улыбкой.

Это была одна из приятных сторон жизни в Мертон-Холл… Жизни, которую она будет вести ближайшие полгода, если выживет здесь так долго.