Нина Иливицкая - Посмотри на меня

Новоиспеченный магистр встречал гостей. В Замок стекалась вся городская элита: респектабельные, шикарные, элегантные, знаменитые, узнаваемые… Отцы города, бизнесмены, банкиры, артисты… Рей пожимал руки, кланялся, улыбался, хлопал по плечам, заглядывал в пленительные глазки, переходил, радушно приветствуя, от одного оживленного кружка к другому, и вдруг: «Эйлин Стенли!» Услышав имя подруги детства, Рей невольно поморщился, но, изобразив приветливую улыбку, поспешил обернуться.

Перед ним стояло небесное создание. Белый атлас вечернего платья лишь подчеркивал прелестную фигурку, не скрывая ни одной линии. Взгляд Рея, словно скрепка, притянутая магнитом, метнулся к ее ногам и медленно заскользил по узким бедрам, талии, задержался на совершенной округлости маленькой груди, обласкал лебединую шейку и, миновав незначительный подбородочек и коварную усмешку тонких губ, утонул в огромных прозрачных глазах. Неподвижные зрачки Эйлин — единственная темная деталь ее внешности — пронзили Рея насквозь. Он почувствовал себя мотыльком, насаженным на булавку, и даже ощутил трепет несуществующих крылышек. Или это затрепетало его железное сердце?

— Привет, Рей! — щебетнул вкрадчивый голосок.

— Привет, Эйлин. Как дела?

Рею казалось, что он мгновенно справился с собой. Увы, так казалось только ему. Джон Гилфорд и Ричард Стенли переглянулись и украдкой пожали друг другу руки, а фиалковые глаза некой Лиз Финэлл затуманились. Эйлин же, старательно сохраняя образ небесного создания, с придыханием мурлыкнула в ответ и упорхнула «поправить прическу». Стоя перед зеркалом в роскошной, изысканно и оригинально декорированной под старину туалетной комнате, она плотоядно облизывалась. Ангельское личико преобразилось и стало походить на мордочку хищного зверька. Эйлин ликовала: мерзкий задавала на крючке! Вместе с огромным состоянием! А как хорош: тренированное тело, обжигающий взгляд из-под прямых ресниц, сильные руки с чуткими пальцами — такие умеют ласкать, глубокая ямка на подбородке, выдающая природную чувственность…

Чувственность! Эйлин давно и истово служила этой богине. Именно чувственность искусно обточила ее худое тело — так море превращает угловатый камень в прелестный голыш. Это она придала шелковистость ее негустым волосам и выразительность бесцветным глазам. Нет, Эйлин так и не научилась любить. Она научилась наслаждаться. Сейчас она собиралась насладиться Реем.

В тот же вечер она увлекла свою мускулистую, загорелую и элегантную жертву в сад, и, когда во время поцелуя рука Рея нерешительно коснулась узкой бретельки вечернего платья, Эйлин плавным движением сбросила с плечика шелковую помеху, и лиф с готовностью соскользнул, подарив дрогнувшей мужской руке яблочко груди.

Этот ангел, эта прелестная статуэтка оказалась циничной, опытной и развратной. Рей по сравнению с ней был целомудрен, как прекрасный Иосиф. Темпераментный и всегда готовый к любовным утехам, он испытывал до сих пор лишь здоровое юношеское желание и легко утолял его с такими же непритязательными подружками.

С Эйлин все было иначе. Контраст между обликом и сущностью подруги возбуждал, интриговал и… пугал Рея. Может быть, оттого, что бесстыдство ее ласк сочеталось с абсолютной холодностью, отсутствием нежности и страсти. Вовлеченный в бесконечное сладострастное действо, Рей не отдавал себе отчета в том, что время от времени в глубине его души всплескивает рыбка омерзения. Но он был молод и сексуален, а Эйлин — само наслаждение. К тому же она не походила ни на одну из его прежних подружек: с ней не шли в сравнение ни институтские герл-френдз, с которыми можно было сразу после секса бежать на теннисный корт, ни плаксивые «вьюнки», обвивавшиеся вокруг партнера, грозя удушить беднягу, и готовые обвенчаться с любым после первой же ночи.

Рей решил, что влюблен. К великой радости отцов-магнатов, состоялась помолвка. Вскоре после этого Эйлин заметно перестала церемониться. Иногда ее поведение напоминало Рею выходки тощей злой девчонки из его детства.

Тишина. Здесь, в океанарии, Рей особенно любил предаваться воспоминаниям. Казалось, молчаливые жители океана, приникая к сверхпрочному стеклу, разделяющему их миры, вместе с ним сочувственно следят за кинолентой его жизни, он прокручивал ее то вперед, то назад. Назад, еще назад, еще…

Неожиданно в памяти возник тот далекий день его рождения, когда Эйлин подарила ему восхитительную машинку с дистанционным управлением. Рею понравилась игрушка, и он весь день с ней не расставался. Но к вечеру дети, как это часто бывало, из-за чего-то повздорили. Эйлин вдруг выхватила у него машинку и выбросила ее в окно, а потом убежала в соседнюю комнату, к взрослым, и оттуда тайком показывала огорченному до слез Рею свой противный острый язычок.

Два образа — Эйлин-взрослая и Эйлин-ребенок — неожиданно совместились в его сознании, и любовное наваждение пропало. Рей почувствовал облегчение и — отчего-то — пустоту.

Как нельзя кстати отворилась незаметная, слитая со стеной дверь, и в комнату, спугнув одиночество, вошел Тим. Эта дверь, ведущая в лабораторию, в отличие от остальных нарядных дверей в Замке, была самой обыкновенной. Тим в белом халате тоже был совершенно обыкновенным — просто добрый старина Тим, лучший друг Рея со студенческих лет.

— Что детинушка не вьесел, что голёвущку повьесил?

Тим так смешно подражал голосу своей русской жены Ирины, что Рей расхохотался.

Тим и Ирина, или Ир, как называл ее муж, почему-то скрывали обстоятельства своего знакомства. Сколько Рей ни допытывался, они только с улыбкой переглядывались.

— Так что случилось? Я вижу, ты сам не свой, — уже серьезно спросил Тим, подсаживаясь к столу.

— Ладно! — усмехнулся Рей. — Так и быть, расскажу. Делаем бартер: я тебе свое признание, а ты мне — свое. Где Ирину нашел?

— Финансист! — восхитился Тим. — Ладно, надо у Ир спросить. Если она разрешит… Кстати, она сегодня тебя на «пирожьки» приглашала. Едем?

— И ты еще спрашиваешь?!

Машина Рея плавно скользила по ровной дороге, проложенной от Замка к городскому центру. Фирма по строительству дорог, как и многое в городе, принадлежала Гилфордам, и дорога была проложена под личным наблюдением Рея. Проезжая по ней, он каждый раз испытывал удовлетворение.

Рей в который уже раз мысленно пожалел о том, что не может уговорить друга переехать к нему в Замок. Как ни любил он свой дом, но иногда ему здесь становилось одиноко. Но Тим не был романтиком и рассматривал Замок только как место для исследований океана: это было делом его жизни, и он был благодарен Рею за то, что тот разрешил ему устроить у себя в «святая святых» прозаическую лабораторию, да еще обеспечил всем необходимым снаряжением для исследования океанских глубин.