Джулия Тиммон - Если любит – поймет

Оживленно киваю, прогоняя неуместные мысли.

— Знаю. Но, может, будешь иметь ее в виду на будущее?

— На будущее? Да, пожалуй… — Максуэлл отправляет в рот еще ложку супа и промокает губы салфеткой. — Странно, что я сразу не заострил на Лиз особого внимания. А ведь, кажется, кто-то упоминал о «Переспорить дьявола». Наверное, один из моих ассистентов, ответственный за подбор актеров. Н-да. — Он что-то прикидывает в уме, качает головой и вдруг смущенно смеется. — Открою тебе секрет: это моя первая режиссерская работа. Я давно связан с миром кино — пишу сценарии. А теперь вот решил попробовать самостоятельно снять фильм. — Прикладывает руку к груди. — Признаюсь честно, это безумно интересная работа, но и безумно сложная. Ты должен учитывать и помнить обо всем на свете, в некотором смысле — как бы кощунственно это ни прозвучало — быть богом.

Он улыбается и на миг становится таким открытым, доступным и уязвимым, что меня охватывает странное желание помочь ему. Я чуть не прыскаю. Внутренний голос насмешливо спрашивает: кем ты себя возомнила? Максуэлл говорит, что обязан быть чуть ли не богом, а ты, видите ли, чувствуешь, что в состоянии давать ему советы. Бред!

— Сегодняшняя сцена должна была быть длиннее, но, чтобы сэкономить время и, соответственно, деньги, пришлось ее сократить, — говорит Максуэлл.

Так вот почему Элли не посчастливилось задеть несчастную сумку, думаю я.

— А актерам, которые должны были сегодня сниматься, но так и не дождались своего часа, вы не считаете нужным сообщать о сокращениях? — с нотками обиды за подругу спрашиваю я.

Максуэлл хмурит брови.

— Им никто ничего не сказал?

— Нет.

Он в отчаянии качает головой и вздыхает.

— Вот видишь, я же говорю: несчастный режиссер должен помнить обо всем, контролировать всех и каждого. А мне катастрофически не хватает опыта, я стараюсь сосредоточиться на самом главном и упускаю из виду массу прочих, менее важных вещей. — Он упирается локтями в стол, обхватывает голову и выглядит совершенно несчастным.

— Да не расстраивайся ты так, — бормочу я. — Наберешься опыта и будешь знать все хитрости и тонкости.

Максуэлл сокрушенно проводит по лбу рукой, снова вздыхает и с печально-лукавой улыбкой постукивает пальцем по заушнику очков.

— Чтобы казаться солиднее, я даже прибегаю к разным глупостям. Вообще-то я ношу линзы и ненавижу пиджаки, но чтобы актеры и вся съемочная команда…

Очки, думаю я, уже не слушая его. Вот чем я могу ему помочь. И для этого вовсе не надо быть богиней — он и сам, оказывается, самый обыкновенный человек.

— Послушай, — говорю я, когда Максуэлл умолкает. — Но ведь все прекрасно знают, что ты в этом деле новичок, включая, скажем, техников или водителей.

Максуэлл задумывается и слегка краснеет. Почему мне все больше нравится его смущение и даже этот едва заметный румянец? Может, дело в том, что при высоком росте, одухотворенном взгляде и некой внутренней твердости, которую чувствуешь с первого мгновения, Максуэлл никогда не кажется слабым, женоподобным?

— Да, конечно — все это знают, — соглашается он.

— Так для чего тебе казаться солиднее? Будь собой, более того — пользуйся своим положением, — говорю я, внезапно смелея. — Только подумай, режиссером-новичком ты больше не будешь никогда в жизни. Наоборот, напоминай об этом всем и каждому, пусть поддерживают тебя, помогают. У некоторых из них опыта выше крыши.

Максуэлл внимательно меня слушает. Я обвожу взглядом его плечи и вспоминаю, с какой легкостью он подхватил меня, когда я чуть не упала, а я, знаете ли, далеко не малышка. По-видимому, у него неплохая фигура, но пиджак слишком широкий, а под ним свободная джинсовая рубашка, отчего кажется, что он полноват, даже несколько неуклюж. И опять же эти очки…

Я приподнимаюсь, наклоняюсь над столиком и прикасаюсь к заушнику его очков.

— Можно?

Максуэлл улыбается уголком рта и кивает. Я снимаю с него очки и оценивающе смотрю на его лицо. Он немного напрягается, но не протестует и тоже разглядывает меня так, будто я стала несколько иной. Впрочем, это же естественно: люди, у которых проблемы со зрением, в очках и без них видят по-разному. Лучше я ему кажусь или хуже? Хотя какая разница? Сейчас речь не обо мне. О нем.

У него очень выразительные бархатно-карие глаза, но без очков он выглядит менее защищенным. Задумчиво прикусываю губу.

— Говоришь, обычно носишь линзы?

— Да, — с улыбкой отвечает Максуэлл, забирая у меня очки и собираясь снова их надеть, но я мягко прикасаюсь к его руке, прося не торопиться, и сажусь на место.

— А что, если тебе подобрать другие очки? Такие, в которых ты чувствовал бы себя комфортнее и которые не скрывали бы красоту твоих глаз?

Максуэлл с недоверчивой улыбкой чуть склоняет голову набок.

— По-твоему, у меня красивые глаза? — спрашивает он.

Пожимаю плечами.

— Конечно.

— У тебя тоже, — говорит он.

Мы несколько мгновений смотрим друг на друга молча, потом между нами будто вспыхивает невидимая вспышка и мы одновременно потупляемся. Максуэлл глядит на часы.

— Ой, мне пора бежать. Ребята наконец нашли подходящий дом, мы искали его несколько недель, совсем сбились с ног. В девять у меня встреча с владельцем. Только бы разрешил нам снимать! — Он складывает руки перед грудью, потом щелкает пальцами, указывает на меня, тут же поднимает палец вверх и смеется. — Значит, по-твоему, лучше прямо так и говорить: я ставлю фильм впервые, сжальтесь над бедным неопытным.

Я изгибаю бровью.

— Ну бедным себя называть ни к чему. А вообще-то да, примерно так. — Широко улыбаюсь.

— Знаешь, а ведь ты права, — с прищуром говорит Максуэлл. — Почему я сам до этого не додумался? Хотя понятное дело почему. Потому что о подобном размышлять некогда. — Он вдруг замирает и вскидывает руку с поднятым пальцем. — А может, ты согласишься быть моим консультантом? Не по уголовному сленгу, конечно, а по всяким таким вещам?

Смеюсь и повожу плечом.

— Не знаю, не знаю… У меня в этом деле тоже никакого опыта.

— Но начинать ведь когда-нибудь надо? — подмигивая говорит Максуэлл. — Вдруг это занятие тебе понравится настолько, что ты забросишь нынешнюю профессию? Кстати, ты не сказала, кем работаешь. — Он вытягивает руку ладонью вперед. — Но об этом после. Обо всем после. Если я, конечно, тебе еще не надоел.

— Представь себе, почти нет, — шутливым тоном отвечаю я.

Максуэлл смеясь поднимается из-за стола и надевает очки.

— Да, и об очках. Может, выберем новые вместе? Ты посмотришь на меня со стороны, так сказать оценишь? В субботу, идет?