Хэрриет Гилберт - Вот такая любовь

Все окна и двери верхнего этажа были открыты. По комнатам гулял легкий теплый ветерок. А она предполагала, что вдохнет здесь затхлый воздух, застоявшийся в закрытом уже два года доме!

— Мой… мой отец жил… — начала она, но запнулась. Витторио вопросительно обернулся к ней. Она опустила густые темные ресницы. Он был другом ее отца и, следовательно, другом… женщины, с которой тот жил. Он должен был знать ее. — Мой отец жил здесь с…

— Эмилией, — подсказал Витторио Росси. Лили была удивлена и благодарна ему за эту маленькую помощь.

Наконец‑то после всех этих лет неведения она услышала ее имя, но не смогла бы его произнести. Оно застревало у нее в горле, хотя она и убеждала себя, что теперь это не имеет никакого значения. Ее мать была ожесточена против Эмилии… Но Лили не испытывала к ней враждебности — ни тогда, ни теперь. Ей просто было грустно, что ненависть матери на все эти долгие годы лишила ее возможности познакомиться с женщиной, которая подарила отцу счастье. А он был по‑настоящему счастлив. Она не понимала этого раньше, но теперь была в этом уверена: это витало в самом воздухе удивительно простого уютного дома, обставленного с такой любовью. Наверное, именно это имел в виду итальянец, говоря о «ценностях жизни»; они могут так меняться, когда любишь. И она вдруг отчетливо поняла, что сама никогда не любила.

— Где теперь она? — решительно обратилась Лили к Росси. Девушка должна была знать все о подруге своего отца. Что она испытала, когда выяснилось, что ее любовник завещал этот дом своей дочери? И почему отец сделал это?

Девушка не сразу получила ответ на свой вопрос; последовала долгая пауза; через открытое окно доносился запах жасмина и слышалось пение цикад.

— Она похоронена вместе с вашим отцом, — сказал наконец Витторио Росси, медленно подбирая слова. — Эмилия умерла через три месяца после его кончины, от тоски, она просто не смогла жить без него.

Все чувства Лили болезненно отозвались на эти слова. Ее ногти впились в ладони, так что она чуть не закусила губу от боли. Она почувствовала, как кровь отлила от ее лица. Единственное, что она смогла произнести побледневшими губами, было тоненькое «о‑о…».

— Такая любовь… — Вот все, что произнес Витторио Росси, отворачиваясь от нее, чтобы пройти в одну из спален.

Лили стояла в проеме двери, колеблясь, должна ли она следовать за ним. Девушка вдруг почувствовала страшную тяжесть на душе. Она никогда не любила сама такой любовью, и эта мысль вызвала у нее печаль. То, что случилось в этом доме два года назад, было так красиво, печально и трагично…

Лили наблюдала, как Росси подошел к окну, отодвинул в сторону чудесную кружевную занавеску и посмотрел на бесконечные, простиравшиеся до горизонта виноградники. Воздух вдруг показался ей тяжелым, как будто в нем разлилась печаль. Лили хотелось нарушить молчание, но она не знала, как это сделать. Итальянец помог ей, внезапно обернувшись.

— Одна из моих горничных приготовила эту комнату для вас. Это гостевая комната. Надеюсь, вам понравится.

Он сказал это учтиво, мягко, и она кивнула в знак согласия, добавляя: «Спасибо», — но затем спохватилась:

— Но как… Я имею в виду, как вы узнали, что я приезжаю? И этот дом — он такой чистый и ухоженный.

— Я бываю здесь каждую неделю, — спокойно объяснил он. — Мне принадлежит здесь земля — виноградники, которые вы видите, оливковые рощи за ними. Я был соседом вашего отца и его самым близким другом. — После небольшой паузы он мягко добавил: — Подойдите сюда. — Он протянул ей руку.

Лили подошла, почему‑то сразу успокоившись, узнав, что Витторио был просто соседом. Поэтому‑то он так хорошо знал ее отца и его подругу; похоже, много знал и о ней самой; ее любопытство опять проснулось.

Девушка стояла рядом с ним у окна, очень близко. Она опять ощутила его тепло и исходящий от него запах дорогого одеколона, аромата Италии и мужчины.

— Мой дом, — сказал он, кивнув на зелень у горизонта.

Лили удивило, что она не видела его раньше, но, возможно, его просто не было видно с первого этажа. Вилла, окруженная горами, была великолепна; по бокам от нее росли громадные клены с густой листвой. Хотя она располагалась в значительном удалении, было очевидно, что она велика по размерам и очень красива; видимо, отражая индивидуальность владельца, вилла отличалась соразмерностью пропорций и каким‑то аристократизмом. Никакого другого жилья в густой зелени принадлежащих Витторио виноградников Лили не увидела.

— Это очень красиво, — вздохнула она.

— Ничего особенного, — сказал он отрывисто и отвернулся. — Сейчас я покажу вам водопровод. — Лили последовала за ним.

2

— …Вода здесь драгоценна. Я повторяю еще раз, когда вы принимаете душ… — спокойно объяснял Витторио девушке, уже находившейся в близком к истерике состоянии.

— Вам не нужно повторять мне это, у меня отличный слух! Вы хотите сказать, что мой отец принимал душ, стоя в пластмассовом резервуаре и сохранял эту воду для того, чтобы использовать в туалете?

— Только тогда, когда вода была на исходе.

— Когда вода была на исходе? — тупо переспросила она. — Но почему он не мог накачать ее из колодца?

— Она доставляется сюда в цистернах…

— Значит, собственно говоря, водопровода здесь и нет? — изумленно спросила Лили.

— Электричества здесь тоже нет, — сообщил ей Витторио Росси со спокойной улыбкой; ее растерянность явно доставляла ему удовольствие.

— А как же я буду готовить? И чем освещать дом, когда стемнеет? — спросила девушка с изумлением.

— Готовить вы будете на газе…

— Ну, это уже кое‑что, — с облегчением воскликнула она, — чудная страна, право же, нет электричества, но есть газ…

— …В баллонах, — с готовностью подсказал Витторио; его темные глаза смеялись.

Лили подавила гнев. Его все это действительно развлекает…

— И когда же его доставляют? — поинтересовалась она.

— А его не доставляют. Вы забираете его в деревне. Грузовик останавливается там по понедельникам, средам и пятницам. И баллоны очень тяжелые, — любезно добавил он. — Я сомневаюсь, что, при вашем хрупком сложении, у вас хватит сил поднять их.

— Не волнуйтесь, я как‑нибудь справлюсь, — сдержанно ответила Лили.

В глазах Витторио мелькнуло удивление; похоже, он наконец понял, что его ирония была не вполне уместна.

— Это не проблема. Я буду привозить их вам.

— А как насчет света? — неуверенно спросила она.

— Масляные лампы.

— А когда появляется фонарщик, в день Искупления? — Она не могла удержаться от этой циничной реплики. Просто все это выбило ее из колеи.