Ночь, которой не было - Бэлл Марселла

Стараясь говорить как можно более холодно, Дженна произнесла:

- Вы ведете себя неприемлемо - и жестоко, если ваши слова ложь. Я на службе, и у вас нет права подходить ко мне с подобными предложениями. Мой долг защищать королеву, и я разочарована тем, что вы ставите собственное удовольствие выше этого важного задания.

Дженна всегда верила в необходимость говорить правду - будь то ее воспитание, внутренние убеждения или опыт. И сейчас она не стала пасовать перед титулом герцога, его обаянием и красотой. Ложь не приводила ни к чему хорошему, как она убедилась за двадцать девять лет своей жизни. Ничего и никогда она не делала бездумно или без души, как бы ни было велико порой давление извне.

- Хорошо сказано, Дженна. Особенно рад я слышать эти слова, потому что они подтверждают то, что я понял о вас. Но мы с вами оба знаем, что королева… занята. Вам некуда спешить, а трусихой вы никогда не были.

Себастиан повторил ее собственные мысли, и это сбило Дженну с толку. Должно быть, он увидел, как король с королевой ушли с балкона. Но что он имеет в виду, сказав «то, что я понял о вас»? Они видятся в первый раз, и, насколько она знает, Себастиан не связан ни с какой правительственной организацией. Значит, никоим образом о ней он узнать не мог. Однако же его слова о том, что она не трусиха, доказывают обратное. И потом, ему ли рассуждать о том, есть ли у нее причины для спешки?

Ярость захлестнула ее, хотя обычно подобное происходило редко. Вскочив на ноги, Дженна решительно произнесла:

- Не знаю, в какую игру вы играете, Редклифф, но мне это надоело.

Она намеренно опустила его титул, потому что гнев вытеснил все, включая обычное уважение к традиционным формулам общения. Однако ее мимолетная грубость, кажется, вовсе не задела его. Подойдя к ней максимально близко, герцог улыбнулся и прошептал:

- Если бы вы знали, в какие игры я играю, вы бы и не подумали усомниться в моей честности.

- Мне все равно, что вы думаете на самом деле, - бросила Дженна. - Этому не бывать. - Произнеся это, она намеревалась поставить точку в их беседе, но внезапно выпалила: - Я не из таких.

Себастиан улыбнулся, и от этой улыбки дрожь пробежала по ее телу, точно он был опасным хищником, нацелившимся на свою добычу. А потом, наклонившись еще ближе, так что дыхание его щекотало кожу Дженны, он прошептал ей на ухо:

- Я знаю, какая ты, Дженна Мустафа. - И, помолчав, добавил: - Единственное, что мне хотелось бы узнать, это какова на вкус твоя кожа. Какая она на ощупь. И как ты кричишь, когда кончаешь.

Слова его были невообразимы - настолько же, насколько и неприличны. Но это была его правда - тут Дженна не могла ошибаться, настолько она привыкла жить без лжи сама, что какая-то ее часть безошибочно распознавала, когда кто-то обманывал ее. Она покачала головой, и сережки - маленькие золотые колечки, подаренные матерью, - заплясали в ее ушах.

- Это… это полное безумие, - едва вымолвила она, чувствуя, что не в состоянии перевести дыхание от потрясения.

Себастиан кивнул, и она ощутила тепло его кожи - так близко он стоял.

- Безумие, но это так. Ни одна женщина прежде не имела на меня такого влияния.

- Но ты переспал, должно быть, с сотней женщин.

Дженна произнесла это в надежде отпугнуть настойчивого кавалера - мало кто любит обсуждать собственную личную жизнь. Но Себастиан лишь улыбнулся, и во взгляде его не было ни намека на стыд.

- Вот и прекрасно, моя дорогая Дженна, значит, я сумею тебя удовлетворить.

Она резко выдохнула, не зная, что еще возразить, и в этот момент губы его легонько коснулись ее шеи.

- Ты уникальна, Дженна. Признай уже, что мы зашли куда дальше обычного соблазнения.

- Я не могу, - попыталась она ухватиться за последнюю соломинку. - Я никогда не…

- Я знаю, - ответил Себастиан, пожирая ее взглядом.

Мало было сказать, что он хотел ее. Огонь, что горел в его глазах, намекал на большее.

Сила притяжения между ними была такой огромной, что Дженна не могла сопротивляться, как и не могла не признаться себе в том, что за него ответственны они оба. Можно было бы солгать себе и притвориться беспомощной перед этим немым преклонением, откровенным желанием, которое и не думал скрывать Себастиан, но она знала, что источник его подпитывается и ее чувствами, доселе ей неизвестными.

Кто был этот мужчина, живущий удовольствиями и роскошью, и почему он был так одержим ею, ведь до сих пор она была для него, как и для всех остальных, невидимкой? И почему осознание этого заставляло ее таять, словно хрупкое стекло в мощном горне? Он соблазнял ее открыто, без всяких намеков и уловок, и это было не только притягательно, но и опасно. Что же до нее самой… двадцать девять лет скромной жизни по правилам и воздержание от плотских утех дали о себе знать. Дженна чувствовала, что больше не в силах контролировать себя, - она тоже хотела его, и по силе своей желание это было неудержимо.

Почти одновременно они рванулись друг к другу. Дженна запустила пальцы в его волосы, а его рука легла ей на затылок. Прижимаясь губами к его губам, она вдруг подумала, что, несмотря на всю очевидную неправильность ситуации, сейчас она делает тот выбор, в котором не сомневается, - так естественно и хорошо она не ощущала себя никогда. Появилось осознание того, сколько драгоценного времени они потратили на разговоры, а ведь скоро Дженне потребуется вновь быть на посту. Пальцы ее замелькали, расстегивая ремни и застежки.

Глава 3

Себастиан повидал в своей жизни множество обнаженных женщин, но при виде Дженны готов был признать, что ни одна не шла в сравнение с ней. Ее тело было настоящим произведением искусства. Скорость и точность, с которой она раздевалась, могла бы отпугнуть своей прямотой мужчину, повидавшего самых обольстительных искусительниц мира, но Себастиан был заворожен. Тело Дженны было безупречным: по долгу службы она вынуждена была постоянно поддерживать форму. Исключением была грудь, большая, округлая - такая бывает у счастливых матерей большого семейства. Обычно такой типаж вовсе не привлекал Себастиана, но сейчас отчего-то все было иначе.

Он не ожидал увидеть на Дженне какого-то вычурного белья - и действительно, на ней был простой белый бюстгальтер и трусики, но вместо хлопка вещи были сделаны из кружева, правда, не тончайшего, какое привык встречать Себастиан, а плотного - он подозревал, что оно было сплетено вручную. Наверное, стоит бешеных денег, подумал он и изумился: что же это за служащая королевской гвардии, что щеголяет в таком дорогом белье. Дженна потянулась было снять бюстгальтер, но Себастиан остановил ее, приложив палец к губам. Он уже успел раздеться полностью и стоял, не испытывая ни малейшего дискомфорта. Одна из его подружек однажды поддразнила его, сказав, что легко вести себя так непринужденно, имея такую фигуру, но причина была не только в этом. Себастиан полагал, что, будучи обнаженным, легко раскрывать людей, достаточно увидеть, к чему прикован их взгляд.

Глаза Дженны пробежали по его груди и плечам… спустились ниже и замерли при виде его стоящего члена. На щеках ее заиграл румянец, зрачки расширились - казалось, она разглядывала его целую вечность. Наконец, она резко вдохнула и снова посмотрела ему в глаза. От ее взгляда ему становилось не по себе: он словно забывал, где находится, замирал и мог только смотреть на нее. Казалось, вся ее непосредственная и доверчивая душа сосредоточена была в этих глазах орехового цвета с темными ободками, окружавшими радужку. Ресницы у Дженны были густыми и темными, точно накрашенными тушью, однако Себастиан знал, что она не пользуется макияжем.

- Распусти волосы, - произнес он, и голос его прозвучал хриплым и каким-то отчаянным.

Дженна тряхнула головой.

- Сам сделай это.

Он молча перекинул толстую косу ее через плечо и начал расплетать. Закончив, он провел пальцами по длинным волосам, спадающим почти до самой талии. Они были темно-русыми, почти черными, и сияли в свете, падающем из окна. Сейчас, окруженная облаком пышных волос, обнаженная, с округлой аппетитной грудью, Дженна походила на богиню - покровительницу женского начала. Опустившись на колени, Себастиан снял с нее единственный оставшийся предмет одежды, кружевные трусики, чтобы провести языком между ее ног. Дженна прижала ко рту кулак, чтобы не стонать слишком громко. Ноги ее подрагивали, но она продолжала твердо стоять.