Поэзия любви в прозе - Алина Григорьевна Климентова
По традиции избрания гетмана запорожскими казаками, я должна была отказывать, но все же согласиться на третий раз, уступая невиданной настойчивости. Но его слова не были подпитаны влюбленностью и искренним желанием быть со мной. Это скорее стало нашей шуткой, еще более смешной для наших общих знакомых. По велению сердца и разума – я не могла позволить себе такой отчаянный шаг в пучину приключений. Может, у молодого человека было правило начинать отношения с дружбы или быть настойчивым [или «бог любит троицу»4] – я таким вопросом не задавалась.
Когда наши общие знакомые уже узнали о происходящем, они также понимали, что в этом нет ничего серьезного и подшучивали в основном над ним. Ему просто хотелось отношений – не важно с кем и как. То ли статус нужен был, то ли опыт, то ли новые эмоции. Не важно с кем и как. Меня это возмущало. Не хотелось стать «ключом к исполнению его каприза» даже не смотря на дружбу. Я понимала, что черновиком для него я не стану и пусть он с такими душевными порывами идет в душ, а потом проспится!
Но от своей цели он не отклонился. Он прекрасно общался со многими девушками и присматривался ко всем подряд, о некоторых спрашивал меня, к чему я, как ни странно, нормально относилась. Пусть он и мгновенно отступил от «покорения меня», я отнеслась к его рвениям с пониманием и принимала таким, каким он есть. А кто ему еще даст совет или кому он будет выговариваться, если не мне? Да и я привыкла многое рассказывать именно ему. Мы были в курсе событий друг друга. И его выбор пал на мою хорошую знакомую.
Знакомая от абсурдности сложившейся ситуации посмеялась, но, как мне показалось, его не отшила. Она знала, что мы прекрасно дружим и иногда могла обсудить его странные манеры со мной или что-то переспросить, как в справочном бюро. Это предполагало, что я стану еще и «семейным психологом» и в трудные моменты буду единственным связующим звеном между ними. И вот я снова стала в боевую позицию подруги. Другая на моем месте послала бы куда подальше такого забавного и проблемного товарища еще с первой глупости и больше не мучалась бы, но я заматывалась в шаль имени Матери Терезы5 и отпаивала его ромашковым чаем. Час от часу не легче, но это был мой выбор.
От молодецких переживаний и грехов укрыла я этого товарища на плече своей шалью. Он доверял мне свои мысли, а я поправляла его действия, успокаивала и как могла вселяла веру в лучшее. У меня в основном находились шпаргалки для его поступков и сценарии, чтобы просуфлировать его речь перед пассией. Я могла посоветовать и что подарить, и как сказать, и куда сходить, и как ответить на провоцирующий вопрос, но не знаю, пользовался ли он этими советами. Как художница я выискивала его выгодные ракурсы, и как хореограф учила его становиться в самые лучшие позы. Он добровольно стал моим проектом по практической психологии. Мне вспоминались все книги, мудрости и статьи, когда он обращался за советами – я не просто так от себя интуитивно советы давала, а опираясь на мнения знатоков этих дел, временами даже цитируя их, дабы вселить доверие к сказанным мною словам. Но да, он уже тогда начал становиться для меня сыном: утешения и советы в его ситуации вызвали у меня какую-то слишком заботливую любовь к нему. Были в моей жизни и другие мужчины, которые так же переживали тяжелые времена, но таких чувств к себе почему-то не вызывали – им нужно было лишь мое понимание и ласковое слово.
Трудно мне было, грустно, когда он звонил ночью и говорил, что она послала его куда подальше, вернула какие-то подарки и грозится, что заблокирует его по всем фронтам, что он опять допивает найденную в шифоньере бутылку на своей одинокой кухне и у него душа болит, когда искал работу и терял себя, когда не мог концы с концами свести, когда ходил побитый или ныл на той же одинокой кухне, что мир так жесток…
Когда мой товарищ-сын ныл, любой фразой я могла к чертям снести почву у него из-под ног и жестоко размазать его по стене. Он выглядел как тряпка и я каждый раз его полоскала, выкручивала и вывешивала на сквозняке. А потом, когда он немного приходил в себя, я гладила его и прятала в шкафчик, но свой парадный вид он частенько не берег и снова падал на пол. Конечно, в основном я была доброй и мягкой с ним, но моментами прям было невтерпеж: драматизировала и высказывала все. Но не всегда он хотел спасать положение, а чаще просто поныть. Хотя, со временем он собрался с мыслями и лег в направлении цели. [Если вы не можете идти к своей мечте, хотя бы лягте в ее направлении…6]
Он мало интересовался моей жизнью, когда изливал душу, но я допускала такое по старой привычке выслушивать друзей. Я знала, что с меня не убудет. Но как все же было приятно, когда он устроился на работу, получил аванс и я впервые за долгое время услышала его радостный голос. Такое его желание якобы просто излить душу говорит о доверии, и, видимо, для него это больше, чем просто грустные разговоры. Благо, его тяжелые времена прошли и, если он снова начинает жаловаться, я просто закрываю ему рот. Как говорила моя подруга: «Ной не ныл, и ты не ной!»
Чувствуя, что мужчине нужна моя поддержка, ночка заботы [вообще это опечатка, но, сдается мне, опечатка-то по Фрейду7] или простой женский совет, отказать получается редко. Но поддержать мужчину правильно нужно еще уметь. Поддержать мужчину – это восхититься, давая сил для дальнейшего, направить его в нужное русло, быть слабенькой
