Сандра Мэй - Еще одна блондинка

Джон Ормонд, граф Лейстер, торопливо, но величаво спустился по широкой мраморной лестнице своего клуба, кивком поблагодарил швейцара, услужливо распахнувшего перед ним дверь, уселся на заднее сиденье своего «бентли» и коротко приказал Мерчисону:

– Домой. А потом домой.

– Простите, сэр?

– Я имею в виду в Форрест-Хилл.

– Сегодня, сэр? Но мы доберемся только ночью...

– Вы что, темноты боитесь, Мерчисон?!

Джон повысил голос, что случалось с ним приблизительно раз в пять лет, и Мерчисон испуганно вцепился в руль.

– Простите, сэр. Слушаюсь, сэр. Сколько у меня будет времени до отъезда? Я хотел бы заправиться...

– Полчаса.

– Хорошо, сэр. Спасибо, сэр.

Уже у самого дома, выходя из машины, Джон слегка замешкался и негромко бросил:

– Я был несдержан. Извините, Мерчисон.

Ошеломленный бывший танкист только кивнул на прощание, провожая взглядом широкую спину своего хозяина.

Джон открыл дверь собственным ключом. Хорошо смазанные петли не скрипнули, и молодой человек шагнул по направлению к холлу...

Дикий вопль потряс воздух. Джон в недоумении уставился на сидящего на полу Джима. Вокруг живописной кучей валялись свежевыглаженные рубашки графа.

– В чем дело, Джеймс?

– Господи... Как вы меня напугали, милорд!

Соболиная бровь вздернулась на полсантиметра, как давеча утром.

– Интересно. Что ж, в мое отсутствие можете заняться своими нервами.

– Вы уезжаете, милорд?

– Через полчаса... нет, уже через двадцать шесть минут. Собирать ничего не надо, я возьму с собой только бумаги. Да, и отдайте завтра эти рубашки в стирку.

С этими словами Джон Ормонд удалился к себе в комнату, а Джим Бигелоу понуро принялся сгребать разбросанные рубашки в кучу. Вот удивятся в прачечной...

Появление Мерчисона заставило парня подпрыгнуть на месте и снова уронить безвозвратно загубленные рубашки. Старый шофер с недоумением посмотрел на младшего товарища.

– Что это ты скачешь, Джимми?

– Черт, Мерчи, не делай так больше. Я же говорил – меня теперь от резких звуков трясет.

– Ты с нами?

– Не. Он не берет. И слава тебе господи, хоть передохну от тишины. Клянусь, как только вы уедете – поставлю приемник на всю громкость и велю кухарке петь во все горло народные песни. Папе привет.

– Передам.

– Когда вас ждать?

– А я знаю? Я даже не знаю, чего это он на ночь глядя сорвался.

– Знаешь, Мерчи, наверное, что-то в замке случилось. Сюда звонила леди Гортензия. У нее такой голос был... трагический.

– А сама старушка...

– Не, с ней все в ажуре. А уж про остальное она мне, сам понимаешь, не сказала.

– Намек понял. Узнаю, в чем дело, позвоню.

– Ладно. До скорого, Мерчи.

– Будь здоров, Джимми.

Через двадцать две минуты Джим проводил взглядом сверкающий автомобиль, уносящий его хозяина из Лондона.

Джон Ормонд откинулся на мягкие кожаные подушки и раскрыл папку с бумагами. Волноваться он будет позже, когда узнает, что, собственно, произошло, а пока можно поработать.

Он смотрел в бумаги и не понимал ни слова. Мысли бродили далеко от вопросов бизнеса, то и дело возвращаясь к его семье. Зачем его вызвала тетушка? Что мог означать этот панический текст телеграммы? Ох, если она опять...

В прошлый раз подобная история случилась давно, лет семь или восемь назад. Джон тогда уехал по делам во Францию. Телеграмма Гортензии настигла его в Лионе, и молодой человек на всю жизнь запомнил чувство паники, которое охватило его при прочтении следующего текста:

«Не уверена доживу ли до завтра чего ждать от идиотов».

Несясь на машине сквозь ночную мглу, молодой Джон Ормонд перебирал в уме все возможные трагические ситуации. Слишком свежа еще была в памяти смерть отца, смерть вполне достойная, без боли и страданий, давно ожидаемая – и все равно внезапная. Теперь Джон ехал в аэропорт и страшно боялся за тетушку Гортензию. До холодного пота. До синевы под глазами. До колотья в сердце...

Самолеты, слава богу, летали, а в ночное время пробок на дорогах не было. За рекордно короткий срок Джон Ормонд преодолел расстояние, на которое его предки в пятнадцатом веке тратили несколько недель, и ворвался в родное гнездо. Дело в том, что последней его относительно связной мыслью по дороге было: тетя лежит без чувств, готовясь отдать Богу душу, но хочет попрощаться с любимым племянником. Позвольте, но почему же тогда телеграмма написана от первого лица? И кто такие «идиоты»?

Ответ на вопросы спустился по широкой дубовой лестнице. Тетя Гортензия была элегантна, свежа, румяна и в прекрасном, хвала Господу, здравии.

– Джонни, мой милый, как ты здесь оказался?

После этого вопроса Джон Ормонд опустился на дубовый табурет, предназначенный для того, чтобы ставить на него ногу и зашнуровывать или чистить обувь. Секундой позже он протянул тетке смятую телеграмму. Гортензия бросила на нее короткий взгляд и музыкально рассмеялась.

– Боже, и ты примчался? Мой ангел, дай я тебя поцелую. Джонни, это всего лишь фигура речи.

– Фигура... речи?!

– Ну да. Понимаешь, лорд Давенсфилд и его курица потащили меня на скачки в Эпсом. Я не зря не хотела ехать, у меня с утра было отвратительное настроение...

– Фигура речи...

– И вот мы приезжаем, а они говорят – ставим на Шайтана. Я им – какой Шайтан, он уже ноги до коленок стер, ему же лет десять, но они уперлись и убедили меня, что их знакомый букмекер сказал, что дело верное. Я в жизни не слушалась букмекеров, Джонни, но тут бес попутал! И конечно! Их дохлый Шайтан пришел первым от конца. Плакали мои денежки!

– Много?

– Что? А, нет. Десять фунтов. Тут дело в другом...

Джон прикрыл глаза. Липкий ужас последних нескольких часов отпускал, но руки еще подрагивали. До Гортензии тоже дошло, что с племянником что-то не то. Она с тревогой и смятением посмотрела ему в лицо.

– Боже, прости глупую старую клячу, малыш! Я не подумала... Ты решил, что мне и в самом деле плохо, да? Джон, я выжившая из ума старая кошелка! Мне нет прощения!

Джон открыл глаза и улыбнулся побледневшими губами.

– Наоборот, тетечка. Это прекрасно.

– Что именно?

– Вы живы и здоровы. Ничего не случилось. Думаете, мне было бы легче, если бы в этой телеграмме и впрямь сообщалось, что вы не доживете до утра?

Тогда все закончилось хорошо. Вот интересно, что на этот раз выкинула его эксцентричная – насколько могут быть эксцентричными Ормонды – тетушка?

Машина подвезла Джона к самому крыльцу, и через минуту он уже был в просторном светлом холле, устланном коврами. Гортензия стояла на самом верху лестницы, кутаясь в свою любимую шаль. Сердце Джона оборвалось. На этот раз все было серьезно. Гортензия Ормонд выглядела настоящей старухой.