Психопатия - Игорь Верещенский
– Мы… говорим о какой-то ерунде, – Лиза в расстройстве опустилась на диван. – В ней нет ничего определённого.
На этот раз Костя приблизился и сел рядом. На лице его, как ни странно, не было ни ухмылки, ни отрешённости – это была редкая минута, когда он всецело принадлежал настоящему.
– Нет, не о ерунде. Мы говорим о том, что наполняет вот эти вот пространства за квадратными проёмами в стенах. О том, что выделяет людей из серой массы в их собственном понимании. О том, что делает невзрачные будни чуть долее яркими, о том, что заставляет с собой бороться – или скрывать это – и тем самым наполняет существование неким тайным, известным только тебе одному, смыслом. Не у всех он есть, согласен: многие и правда пусты, как яйцо из «Киндер-сюрприза», в которое забыли положить игрушку. Смотришь на человека, разгадываешь его – а в нём ничего нет. Хуже нет разочарования, чем разочарование такого рода. Большинство живут так, словно нацепили на голову полиэтиленовый пакет и дышат только тем, что сами же и выдыхают. Радоваться надо, что мы с тобой не такие.
Лиза будто призадумалась. Через несколько минут она произнесла:
– Ты и правда думаешь, что у нас с тобой этого пакета на голове нет? Мы просто тронутые немного, точно в него веселящий газ напустили вместо воздуха, а так… по мне – одно и то же.
– Может, ты и права, – сказала молодой человек, тоже подумав, и погрустнев. – Может… и не пакеты это вовсе, а холщёвые мешки, как у висельников. Слышно через них и воздух проходит, может и видно что-то, но исход всегда один. И ведь с ума сойдёт человек, если мешок-то ему этот снять… если не тьма последует за ним, а, совсем неожиданно – свет. Перспективу тогда он увидит и суть. А это опасно… но сдаётся мне всё же, что нам с тобой, если мешки и не сняли, то всё же дырки-то для глаз проделали.
Начинались сумерки; свет, пробивающийся сквозь плотную снежную завесу, становился совсем слабым и рассеянным; в комнате тут и там малейшая тень превращалась в сплошную черноту, словно из углов сочились чернила, растекаясь и захватывая всё новые элементы мебели. Люстра, здесь – странный элемент потолочного декора, никогда не используемый по назначению, влажно поблёскивала хрустальными прожилками, как огромный кокон внеземного насекомого… его комната – вот где есть гармония.
– Помнишь, как мы познакомились? – Нарушил тишину Костя.
– Помню. Ты курил на набережной, а я попросила у тебя сигарету. Хотя ведь не курю…
– Вот!
– А зачем куришь ты?
– Любое действие всегда отвлекает от мыслей. Если твой разум – опущенное в колодец ведро, то сигарета – верёвка, которая вытащит его обратно. Знаю, многие курят вообще без какого-либо смысла или ради примитивного удовольствия, но это точно не то удовольствие, ради которого я бы стал портить лёгкие.
Лиза мысленно с ним согласилась: она припомнила дни, когда он вообще не курил, и дни, когда дымил без остановки – и, кстати, именно тогда был наиболее задумчив. Наверно, по этой же причине она спросила тогда у него сигарету… тут он озвучил продолжение её дум:
– Ты, как и я, бесцельно шаталась по берегу, всматриваясь в чёрную воду. Что-то столкнуло нас и продержало вместе вон как долго, и я не думаю, что этому нужно сопротивляться теперь.
Долго (а может, так только показалось) они сидели молча, наслаждаясь угасающим в проёмах окон днём. Вскоре серое небо приобрело мутно-жёлтый оттенок, как моча с повышенным содержанием белка: включили уличное освещение. Свет рассеивался между небом и землёй, ему некуда было деться. Комната тоже наполнилась желтоватой мутью; да, тьмы сегодня не видать. Костя очередной раз вздохнул про себя, что в их городе слишком много фонарей. Подростком он любил бродить по вечерним улицам и подмечать, какие из фонарей не горят; тогда ему хотелось, чтобы их поскорей чинили, теперь же он предпочёл бы обратное.
Лиза будто бы собралась с духом и резко встала. Гадкая желтизна рассеивала грёзы. Наверное, это и было её основное назначение: удерживание людей в реальности, а уж потом – банальное освещение улиц. Она, к слову сказать, всегда выбирала наиболее тёмные места для прогулок.
– Мне пода идти, – вздохнула она.
– Почему?
– Потому что мне нужно со всем этим разобраться. Я должна подумать…
Она направилась в прихожую и зажгла там свет – последние грёзы рухнули. Костя вышел проводить её, когда она уже застёгивала пальто.
– Почему ты носишь пальто такого яркого цвета? – Спросил он, снова подпирая косяк.
– Наверно, с той же целью, с какой люди включают свет – боюсь потеряться в темноте.
По его лицу было видно, что ответ ему понравился.
– И что, пальто тогда укажет тебе путь?
– Нет, но я хотя бы не потеряю само пальто.
Она взяла небольшую сумочку и уже открыла дверь на лестницу, но задержалась на пороге:
– Скажи… а вот про ту пару… ну что к батарее друг друга поочерёдно привязывают, ты ведь выдумал?
С крайне загадочным видом молодой человек ответил:
– Ну про пару может быть и выдумал.
Лиза ещё немного помешкала.
– А про бабку, перебирающую пшено?
– Всего лишь чуть-чуть приукрасил.
Девушка словно что-то определила для себя, кивнула, бросила «ну пока» и ушла. Лестница отозвалась эхом гулких шагов. Костя закрыл дверь. Никогда никакой сентиментальности при расставаниях – как ему это в ней нравилось!
Он вернулся в комнату, оставив свет в прихожей, взял со стола мобильный и набрал номер некой Ани.
– Ну, разобрался ты со своей бывшей? – Донёсся из трубки нетерпеливый голос после краткого приветствия.
– С «бывшей»? Да, разобрался. Теперь всё ясно.
– В смысле? Что ясно?
– Мы с ней просто созданы друг для друга.
– Я не поняла: ты издеваешься или что?
– Я – на полном серьёзе. Ты там всё подготовила, как я просил? Ужин, свечи, музыка – всё готово?
– Готово, – отозвался голос примирительно, испугавшись настойчивого тона.
– Отлично, тогда жди: я где-нибудь через час буду, – и он повесил трубку. В планах на вечер у него значилось поиграть в романтику, и в недавнем выяснении отношений он не нашёл повода, чтобы не выпускать сегодня своих тараканов на прогулку.
В задумчивости Лиза пересекла двор и через арку вышла на набережную. Снега подвалило уже порядочно, он превращался в жидкую кашу и заставлял при ходьбе думать о ногах и о том, как бы не упасть, а
