К черту 8 марта! - Мария Зайцева
И исчезает.
А Сашка Светлов, а это именно он, ошибки быть не может, все смотрит и смотрит на нее, не отрываясь. И затем, не оборачиваясь, говорит почему-то притихшим приятелям:
– Телефон вернули.
И протягивает руку.
Ему без единого вопроса и возражения отдают телефон.
Сашка возвращает его обомлевшей Машке, усмехается едва заметно, а затем говорит громко, опять же не глядя на своих приятелей:
– Девушка меня выбрала, всем привет.
– Везунчик, – завистливо тянет один из парней, а второй, то самый, что с расширенными зрачками, только смеется, слегка крипово.
Сашка молча тянет Машку за руку дальше по аллейке, больше не обращая внимания на оставшихся там парней.
Машке очень хочется спросить, продолжат ли они свою охоту или уйдут, но этот вопрос явно неуместен сейчас…
А уместные вопросы почему-то улетучиваются из головы с диким свистом. Только бесконечное изумление от странного выверта судьбы, да еще дикое волнение, от которого сердце стучит сильно и больно.
Она безмолвно топает следом за Сашкой, рассматривая его неожиданно широкие плечи, темные волосы, татуху на шее, прямо над воротом куртки, ощущает, какая горячая и крепкая у него рука…
И в этот момент почему-то плевать, куда он тащит ее так настойчиво и что планирует дальше делать. И нет в голове мысли, что Сашка, этот новый и совсем незнакомый, может быть опасен… Не просто же так он стоял сейчас там, в темной аллее, карауля зазевавшихся путников?
Они выходят из аллеи к набережной закованной в лед реки. Тут светло от фонарей, да и луна яркая сегодня.
Сашка тормозит, разворачивается и смотрит на Машку. Глаза его улыбаются, а лицо серьезно:
– Ну привет, Малинка, – здоровается он, – какого хрена ты тут забыла?
– Привет, Светлов, – Машка тоже улыбается, пожимает плечами, – как-то так получилось… Я тут живу недалеко…
– Вот как? – Сашка кивает, – давай провожу тогда.
И Машка соглашается.
Они идут вдоль набережной, молчат и приглядываются друг к другу. Машка, почему-то смущаясь, искоса, а Сашка открыто, очень внимательно и даже нагловато.
Его взгляд скользит по лицу Машки, тормозя то на красных щеках, то на губах, то спускаясь к горлу, по которому он совсем недавно скользил пальцами.
И Машка ощущает этот взгляд, словно прикосновение, легкое, но настойчивое.
Она почему-то не может себе позволить похожее поведение, хотя даже вскользь Сашка ей кажется все больше и больше интересным.
Удивительно, как из вечно неряшливого, худого, вихрастого мальчишки с озорными глазами и постоянными ссадинами от бесконечных драк вырос такой интересный парень, высоченный, широкоплечий, симпатичный.
Всем хорош Сашка. Вот только обстоятельства их встречи пугают и даже напрягают…
– Слушай, – прерывает она тишину между ними, – я, конечно, никому не скажу о… сегодняшнем… но…
– Это мы, типа, поспорили, – тут же отвечает Сашка, улыбаясь настолько открыто и завлекательно, что Машка просто забывает о том, что хотела сказать.
Из головы как-то сами собой выветриваются все возражения, все логические, вообще-то, доводы, говорящие совсем не в пользу его объяснения ситуации…
И остается только что-то волнующее, сладковато-пряное, словно предвкушение перед новым еще, неизведанным… Но обязательно невероятным…
Сашка начинает спрашивать о том, где она сейчас, чем занимается, и Машка охотно переключается на безопасную тему, рассказывая об учебе, работе, случаях в травме, в морге, куда их отправляли на практику, и прочее.
Сашка слушает внимательно, смеется там, где надо, поддерживает разговор, как-то ловко съезжая с темы о себе. Машка, увлеченная им, этой ночью, луной, что обливает их своим призрачным, таким волнующим светом, не обращает на это все внимания. Ей кажется, что она легкая-легкая, все так классно, так невероятно, что не хочется думать о земном. Только гулять дальше, держась за руки с этим, очень-очень интересным парнем, так открыто показывающим, что она ему нравится…
Болтая, они доходят до ее дома и останавливаются у подъезда.
Машка смотрит на своего бывшего одноклассника, такого привлекательного, веселого, загадочного, и неожиданно ощущает что-то похожее на сожаление. Она уедет завтра.
Эта практика очень важна, если она хорошо себя покажет, то будет шанс вырваться отсюда, из провинции, жить и работать в столице… Это ли не круто?
И Сашка… Он, конечно, классный и все такое… Но…
– Знаешь, я приходил тогда к твоему подъезду, – неожиданно серьезнеет Сашка, смотрит на нее так внимательно, пронизывающе, что Машку невольно дрожь пробирает. Она сразу понимает, о чем он говорит. О каком времени ее жизни. – Ждал, что ты выйдешь… А ты не выходила. И в школе не появлялась… Сказали, что ты заболела. А потом… Потом сказали, что ты перешла в другую школу…
Его хрипловатый взволнованный голос пробирается куда-то под кожу, царапает что-то внутри, так остро и сладко. Приходил… Ждал… Черт…
Машке становится одновременно приятно и обидно. Почему не стал настаивать? Почему не дождался, пока выздоровеет, не поймал у подъезда?
– А потом я… Ну, короче… Не мог…
Сашка чуть отводит глаза, явно не желая рассказывать, по каким причинам он не нашел ее тогда, в их двенадцать. Что-то произошло с ним тогда, наверно, не особенно хорошее, о чем вспоминать не хочет…
– Но я тебя вспоминал, Малинка… И даже блеск для губ тебе купил и в почтовый ящик сунул…
– Я… – Машка округляет глаза, – я не находила…
Сашка хмурится, но не комментирует. У Машки есть подозрения, почему она не получила свой подарок тогда, больше десяти лет назад, но озвучивать она их не хочет. Почему-то неприятно даже думать, что мама могла… А она ведь могла…
– Он был малиновый… – шепчет Сашка, и Машке становится горячо.
Совсем как тогда, в их двенадцать, в этот же день, дурацкое Восьмое марта, когда этот мальчик сказал ей, что ее губы словно малина…
Она непроизвольно облизывает нижнюю губу, а через мгновение уже взволнованно и удивленно ахает, потому что Сашка, резко преодолев разделяющее их расстояние, прихватывает ее за плечи и целует. Сразу так глубоко, жадно и порочно, что Машка, обескураженная, взволнованная и, пожалуй, ожидающая чего-то такого, просто раскрывает рот, позволяя вытворять с собой совершенно неприемлемые на первой встрече вещи…
Хотя, они в Сашкой уже давно знакомы, так что…
Он очень нетерпеливый, держит так крепко, словно боится, что она исчезнет, целует так жадно, словно она – первая для него, или даже единственная… От него вкусно пахнет чем-то терпким, мужским очень,
