Татьяна Савина - Новый лик любви

— Если бы здесь было светло, вы бы не спрашивали…

Скользнув по дивану с девичьей легкостью, Изольда только на миг приблизилась почти вплотную к Геле, открыв свои увядшие губы, потом также стремительно вернулась в свой уголок. Несколько секунд обе молчали, потом Изольда проронила:

— Ну что ж, бывает.

«А то, что у тебя — бывает со всеми, — мысленно ответила Геля. — Никто еще не уберегся от старости. Наверное, это так же страшно, как и родиться уродиной. Мне только предстоит узнать, каково это».

— Кто будет тебя резать? — спросила Изольда.

— Медведев Анатолий Михайлович.

— А меня Базуков. Страшная фамилия… Хотя медведь тоже не котенок… Интересно, кто из них окажется лучше.

— Надеюсь, оба хороши.

Изольда рассмеялась, слегка запрокинув голову. Этот жест Геле показался словно скопированным с экрана.

— Лучшим, ангел мой, бывает только один, запомни это, в жизни пригодится. И ему достается все. Или ей.

— Что — все?

— Если тебя удачно прооперируют, ты сама узнаешь.

— Вы о себе говорите? — спросила Геля совсем тихо.

Скосив глаза, Изольда процедила:

— Смотри, какая догадливая… Не по возрасту.

Геля не удержалась:

— Знаете, Изольда, вы… Извините, конечно, это не мое дело… Но мне кажется, что вы слишком много говорите о своем возрасте.

— Что-что?! — раздалось презрительное замечание.

Едва не зажмурившись от страха, девушка закончила скороговоркой:

— Если вы собираетесь распрощаться со своим возрастом, лучше и разговоров таких не вести, а то сразу становится ясно, что для вас это больная тема.

Несколько секунд Изольда молчала, потом серьезно сказала:

— Спасибо. Мне это и в голову не приходило. Может, мне тебя действительно Бог послал?

— Дядя меня сюда послал…

— Так у нас имеется богатый дядюшка? — насмешливо протянула Изольда. — Знакомая история. Прямо скажем, банальная.

— Можно сказать, богатый. У него свой бизнес в Австралии.

— Сколько раз тебе пришлось ублажить этого старого козла прежде, чем он дал денег?

— Что? — Геля непроизвольно отпрянула.

Изольда выразительно поморщилась:

— Только не заливай, что это чистая благотворительность! В бизнесе не знают такого слова. Я их много повидала. И сама не первый год дела веду, так что мне можешь не рассказывать…

— Значит, вам просто не повезло.

Поднявшись, она пошла к своей палате. Геля вообще привыкла скрываться от людей, чтобы их же не раздражать. Разве кому-нибудь было бы приятно, если бы она, например, вышла на сцену или хотя бы просто пришла на дискотеку? Хотя танцевать она любила, особенно дома, под магнитофон, который родители купили еще в семидесятых. И мать не раз говорила, а сестренка ей вторила, и Геля сама замечала, что в теле ее была та пластика, которая могла бы сделать ее королевой любого бала, если бы…

«Завтра! — произнесла она, как волшебное заклинание. — Вдруг у него получится?»

Провожая девушку изучающим взглядом, Изольда Федченко даже не усмехнулась. То внутреннее чутье, которое время от времени давало себя знать, подсказывало ей, что эта бедная, страшненькая Ангелина не врет и не корчит из себя недотрогу. Этот неведомый австралийский дядюшка и вправду помог ей, это ясно. Хотя и непонятно — с чего вдруг? Дядюшки любят хорошеньких племянниц, с которыми приятно прогуляться в парке, если ничего большего нельзя себе позволить. Но тут-то… Без слез не взглянешь! Фигурка вроде ничего, ножки длинные, но ведь как обернется…

«Мне что-то не встречались такие богатые дяди, которые не могли себе чего-то позволить!» — Изольда злилась все больше, хотя и понимала, что девочка не виновата в том, что оказалась не такой, как она. Да и не могла она быть такой, с этаким-то носом, с этими вулканами на коже! Попробовала бы Изольда остаться такой неиспорченной и чистой, хотя с детства не только звалась в насмешку, а действительно походила на ангела. Уже в десять лет долговязый сосед по двору зажимал ее между гаражами. Ему было-то всего лет восемнадцать, этому ублюдку, но ей он тогда казался ужасно взрослым, и было неловко пнуть его в пах, как учила ее мать-хохлушка. Тем более что хоть и было до жути противно и стыдно, когда Степка лапал все ее извивающееся тельце, но иногда (Изольда и сейчас помнила) ее снизу вверх пронизывало такое удовольствие, что она вся обмякала в его руках. И перед сном, с пылающими щеками, она вспоминала потом эти секунды восторга, и уже хотела пережить их снова. Но зима была длинной, ждать приходилось долго…

Уже через год, летом, когда погода в первый раз позволила надеть коротенький сарафанчик, Степка изнасиловал Изу там же за гаражами. И хотя ей было ужасно больно и страшно от вида собственной крови, которую до этого она видела только на собственных содранных коленках, но Изольда тогда никому ничего не сказала. А когда он кивком позвал ее в следующий раз, как-то хищно облизывая толстые губы, у нее неожиданно вырвалось: «Килограмм «Белочки» принеси!»

И он приносил. Ей опять было больно, зато потом, уплетая конфеты, каких мать ей сроду не покупала, Иза хихикала от удовольствия: «Вот дурак! А если б я два килограмма попросила?» Теперь Степка каждый раз дарил ей конфеты, или привозил из Москвы «Пепси», или новые красивые трусики, потому что иногда торопился так, что рвал на ней белье. Иза только посмеивалась над его нетерпением: «Вот дурак!»

В школе она с интересом поглядывала на старшеклассников: им хочется того же, что и Степке? А как это будет с другим? Может, лучше, чем с этим дураком? Хуже-то вряд ли… В их школе было тепло в любую погоду, а в спортивном зале все были практически раздеты, значит, то, о чем она теперь думала постоянно, вполне могло произойти. Правда, ей уже было двенадцать, начались месячные, и девочка понимала, чем это грозит, но старшая подружка по подъезду объяснила, что если «неделю — до, неделю — после», то ничего не случится. Иза решила, что двух недель в месяц вполне — достаточно.

Однажды, когда у десятиклассников последним уроком была физкультура, Иза неслышно вошла в раздевалку к мальчикам и, несколько секунд оставаясь незамеченной, разглядывала полуодетые тела. Ей особенно понравился один, его звали Гошей, и в школе на него многие засматривались. Под изумленные возгласы она смело подошла прямо к нему и жестом велела наклониться. Касаясь губами его уха, она прошептала: «Пошли в душевую. Разговор есть». И он послушно пошел за ней.

Гоша понравился ей больше, чем Степка. Может, потому, что с ним уже не было больно. Иногда Иза даже испытывала нечто такое, отчего впивалась зубами ему в плечо и рычала.