Без паники - Анастасия Беркова
Инициация — хорошее слово для исхода тягучего безвременья и безразличия ко всему вокруг. Жаль, нельзя было узнать заранее, что и когда произойдет и произойдет ли вообще, чтобы нарушить этот странный вакуум.
Оля не мешала. Впервые в жизни у нее было время и не было дел. Она много и напряженно размышляла об абсурдности происходившего. Ее швыряло от жгучей злости до всепоглощающей жалости к подопечной, от ненависти до глубокого сочувствия к мужчинам, которые так неосторожно потеряли и так рьяно преследовали несчастную. Она чеканила быстрые шаги по городским тротуарам, будто надеялась в этом строгом ритме обрести смысл и ясность. А главное — зачем было именно ей влезать в глупые игры, по всей видимости, глубоко травмированных людей.
Оля, сколько себя помнила, всегда рационально и ловко двигалась по жизни, продираясь к вожделенному благополучию с самых низов. Увертливость, цинизм, ловкость, трудолюбие — ее инструменты, чтобы жить. Каждый ее вздох просчитан и сделан на пользу, каждый ее выдох имеет свой КПД. И вот искусство планировать каждый шаг своего светлого будущего внезапно поперхнулось такой нелепостью, как эта женщина.
Оля долго пыталась разобраться, не подводил ли рассудок и ее, когда в голове крутились назойливые мысли о побеге из кафе, о внезапном снегопаде, о зажившей за ночь ранке на губе. Но нет же! Нельзя получить в челюсть и не заметить этого!
Видимо, «это жжжж неспроста»… И моментально перед прагматичной Олей замаячила новая перспектива крепкой и очень выгодной дружбы. В конце концов, девочки должны быть солидарны и держаться вместе.
***
Разумеется, он ожидал большего от своего героизма при столкновении с этим неуравновешенным боксером. Когда у них со Стешей только закрутился служебный роман, Вася предполагал, что ее муж — хилый олух, зацикленный на теориях заговора, правильный до оскомины, скрупулезно читавший составы продуктов в магазинах, сооружавший компостеры в палисаде и избегавший лишний раз облучиться от вайфая.
Собственно, он и не перестал считать его олухом, хотя хилым назвать уже не мог. Тот факт, что Михаилу подчинялись мордовороты, каких он видел только в допотопных боевиках, не придавал ему, по мнению Васи, ни ума, ни статуса.
Зато себя он считал обделенным и обиженным крайне несправедливо. Его таланты и великодушие пропадали в пучине серых будней, и он давно бы уже завоевал миллионы сердец своей харизмой и искрометным умом, если бы не череда досадных обстоятельств и беспросветное быдло вокруг.
Больше никому не нужно было искусство, если оно не штамповало рекламу и пропаганду. Больше никому не откликались такие понятия, как альтруизм или взаимовыручка, больше никто не верил ни в добро, ни в любовь. Когда повальное увлечение альтернативной историей обернулось расцветом сект на любой вкус и веру, пропала последняя надежда реабилитировать хотя бы базовые культурные и моральные ценности, жившие веками до сего дня.
Как-то надо было усмирить этот хаос — так и родились бесчисленные Регламенты. Жесткая парадигма буквы Закона оголяла и обезличивала и без того тоскливый мир, контролируя каждый чих человека, бюрократы ликовали…
Нет, Вася признавал, что в своем чудаковатом образе жизни Михаил тоже местами плыл против течения, но как-то мелко, неубедительно. Или даже не против, а вполне себе на гребне, как показали последние события, подминая под себя все и всех, руководствуясь силой и властью… Эти мысли пробудили в Василии и отвращение, и острую зависть.
Как бы там ни было, а билет в безбедную и мало-мальски свободную жизнь где-нибудь у подножия Памира можно было получить именно у Михаила. Более того, Васе даже не пришлось ничего делать — его умница Оля все предусмотрела и провернула сама.
При этом его нисколько не смущало, что он отдал девушку в пользование и некоторое услужение не вполне адекватному типу, от которого еле вырвалась Стеша. В конце концов, игра стоила свеч, все здесь взрослые и разумные люди, а Оля не меньше него вдохновилась перспективой смены обстановки.
***
Первый страх зашевелился в Васе, когда Оля не вышла на связь на третьи сутки после отъезда. Но Михаил невозмутимо велел ему не тревожить девочек — сами разберутся. Маячок на месте, все по плану.
Разумеется, Мише выгоднее было разговаривать с уже успокоившейся, отдохнувшей (или, напротив, настрадавшейся) женой. Беглянке еще можно было скормить какую-нибудь невероятную легенду, особенно, если Оля постарается.
Вскоре он тоже покинул город, оставив растерянного и разочарованного Васю с авансом на счете — тот немедленно запил.
***
Девочки без цели и смысла прозябали в своем временном пристанище. Стеша часто бредила, свалившись от гриппа, а Олю уже тошнило от той мерзости, в которую она ввязалась.
Да, раньше ее не смущали мелкие сделки с совестью и бартер, в котором она обменивала ласку и красоту на деньги и комфорт. Ей нравилось думать, что она вертела мужиками, как хотела, жертвуя такой малостью. К тому же, в этот раз она подвязалась за дело правое — удержать семью от распада, а свою синичку в цепких коготках. Да и синичка вот-вот должна была обернуться журавликом. Что не так?
А не так было все: Олю распирало от душевной боли, от отчаянной агонии, перетекающей в ярость и тоску, от непонятного бессилия и тревоги. У нее всегда была цель — теперь же осталась только усталость. И чем дольше девушка находилась рядом со Стешей, тем сильнее чувствовала неестественность своих принципов и ориентиров, фальшивость своего существования.
И ведь не происходило ровным счетом ничего знаменательного, как бывало в кино, когда главный герой пересматривал всю свою жизнь в яркой поворотной точке. Не было красивого сюжета, эпичной музыки за кадром или хотя бы чего-нибудь мало-мальски замечательного. Просто время от времени плавно накатывали слезы.
***
— Знаешь, когда звезды еще не согревали землю, а у Луны не было темной границы, могучие туры терзали своими рогами облака, чтобы оросить их молоком луга. Золотой свет Спутницы питал все живое, а пустыни цвели, как нам и не снилось. Песок вообще был главным богатством, аккумулируя тепло и отдавая его, когда Спутница отлетала к другим планетам нашей системы. Мы — большая экспериментальная колба, в которой все пошло наперекосяк, а мечтатель заключил сам себя…
Это не было похоже на обычный обрывочный бред, и Оля почти не дышала, вслушиваясь в странную сказку, а Стеша продолжала:
— Вообще, если бежать от себя, то
