Ольга, Тюр и Новый год - Анна Пожарская
Проболтали всю ночь. Сначала говорил Андрей, долго и обстоятельно. Рассказывал о взятых и удержанных высотах, о страхе и нерешительности, о неделях без отдыха и о маленьких победах, о сотрудниках и партнерах, о своей новой квартире и лентяе-прорабе, об общих знакомых и совершенно неведомых Ольге людях. О том, сколько раз хотел все бросить, и сколько раз запрещал себе даже думать о поражении. Он не приукрашивал и не лгал. Желание порисоваться пропало в тот момент, когда он сделал первый глоток кофе. С Ольгой всегда было так: как бы он ни пыжился, она каким-то шестым чувством угадывала все как есть. За время, что они не общались, он успел забыть об этом, но глоток капучино вернул ему память. С возвращением памяти все встало на свои места. Ольга перестала быть ударом по самолюбию, а преобразилась в дорогого человека, которому именно сейчас, в этот самый момент нужна поддержка. Андрей всегда был человеком дела, особенно когда речь шла об Ольге.
После нескольких бокалов шампанского разговорилась и Ольга, ее рассказы больше походили на пересказ актерского капустника, но не верить ей повода не было. Сперва она вещала о кадровиках и вакансиях, после – о планах и своей работе в театре. Рассказывала, как ее чуть не уволили в первый рабочий Новый год: увидев декорации к новогоднему представлению «Морозко», режиссер с пеной у рта кричал: «Либо завтра к утру ты убираешь это уныние, либо после праздников я убираю из нашего театра тебя». Ольга лишь вздыхала, она и подумать не могла, что декорации для детского утренника. Конечно, все переделали, но с тех пор декорации на новогодние спектакли просматривали заранее.
Ольга рассказывала – Андрей смеялся, Андрей говорил – Ольга поддакивала. Давние обиды ушли, сердечные раны зарубцевались, прошлое не беспокоило, лишь время давало о себе знать едва заметными морщинками на лбу. Они были вдвоем, они были интересны друг другу, и они ужасно соскучились.
Отправились спать ближе к шести. Точнее, спать отправился Андрей. Ольга постелила ему на гостевой раскладушке, предварительно спрятав ее за имеющуюся для таких случаев ширму. Засыпая, Андрей успел подумать, что раскладушка эта при всей своей кажущейся массивности довольно хлипкая и не очень удобная.
Разбудил его писк кофемашины. Он потянулся, встал, оделся и выглянул из-за ширмы. Ольга, все в том же костюме, но уже с хвостом на голове, колдовала около мольберта с серьезным и озадаченным видом. За окном был день, солнечные лучи бесцеремонно бродили по комнате, и Ольга, по-видимому, желая извлечь из света максимум, раздвинула шторы. В отсутствие занавесок и без того большое, от стены к стене, от пола до потолка, окно казалось входом в небесное царство, а Ольга своим озадаченным видом напоминала привратника, что решал, кого пускать, а кого нет.
– Доброе утро! – громко произнес Андрей, стараясь вырвать Ольгу из мира иллюзий.
– Доброе, – удивительно легко отозвалась она, – хорошо, что ты проснулся… Дай я на тебя посмотрю…
– Ты что, не спала совсем?
– Отчего же… Пару часов. Встань, пожалуйста, к окну.
Андрей послушался. Ольга разглядывала его какое-то время, а потом разрешила пойти умыться и попить кофе. К тому моменту, когда вторая чашка подходила к концу, Андрей снова поймал на себе пристальный взгляд.
– Оля, что-то случилось? Ты смотришь на меня так, будто я съел слишком много круассанов.
Ольга засмеялась.
– Нет. Круассанов не жалко. Я решила написать твой портрет.
– Ух ты… А можно посмотреть?
– Конечно, это лишь наброски, но общая идея уже ясна. Это будет продаваться?
Тут Ольга улыбнулась, давая понять, что последний вопрос вовсе не требует ответа.
– Посмотрим, посмотрим, – подмигнул Андрей, направляясь к холсту. – Но это же не Юлий Цезарь… – обиделся он, после того как минут пять пристально разглядывал изображение.
– Это Тюр. Достойная замена?
– Покровитель воинской храбрости? Пойдет… А рядом Фафнир?
– Фенрир, – засмеялась Ольга, – Фафнир – дракон, а тут волк.
– Всю жизнь их путаю.
– Ничего. Я их отличаю даже во сне. Попозируешь еще немного?
– Конечно. Если ты пообещаешь продать портрет мне.
– Я тебе его подарю. Встань там, в углу у окна.
Они провозились с портретом до темноты, а когда стрелки часов снова начали подбираться к полуночи, Андрей, будто очнувшись, засобирался восвояси. Он неспешно одевался в прихожей и проклинал свое расписание, что повелевало на следующий день с утра быть на работе.
– Оля, я бы остался, но завтра в десять у нас очень важная презентация благотворительного фонда. Потом они дают торжественный обед. Столько всего туда вложено, бросать на полпути как-то не комильфо.
– Не переживай ты так, – пожала плечами Ольга. – Я не обижаюсь. Как будет время, заезжай за портретом, я как раз его причешу.
– Дело не в нем… – с досадой пробурчал Андрей, и тут его осенило – все намного проще, чем кажется. – Может, завтра вечером сходим на каток? Или, если тебе это интересно, может, составишь мне компанию завтра на благотворительном обеде? Я там устроитель, но время отдохнуть будет.
Ольга засмеялась:
– Знаешь, у меня был жених. Встречались два года. Подающий надежды молодой актер, будущая звезда сцены и так далее. Предложение делал как положено – с кольцом, с букетом и скрипками. Я даже согласилась. И мы наметили даты знакомства с родителями, но один благотворительный ужин нарушил все наши планы. Ему надо было выступить на открытии торжественной части бала одного из фондов. Он пригласил меня с собой. Я откопала в закромах вечернее платье, туфли на каблуках, причесалась, накрасилась и пошла. А на балу встретила родителей, оказалось, мама – один из учредителей. Естественно, я представила его. Как обычно набежали журналисты, отец публичность не любит, а жених мой, напротив, всеми силами пытался в объектив попасть, но и мне досталось. Рано утром меня разбудила смска из банка, на счет поступила какая-то совершенно неприличная сумма. А пару минут спустя позвонил отец и сказал, что если я и далее планирую посещать подобные мероприятия, то должна купить себе несколько приличных платьев, он настаивает и необходимую сумму уже перевел. Это было полбеды. Через полчаса ко мне буквально ворвался мой женишок и, весь красный от