Его прикосновение (ЛП) - Райли Алекса
Что ж, с этим покончено. Пряток больше не будет. Жизнь коротка, и я получил все необходимые доказательства, когда, находясь в этих гребаных джунглях, думал, что никогда больше не увижу ее. Я собираюсь схватить и притащить ее задницу обратно в наш дом, чтобы она ни говорила. Я знаю, что у нее на сердце. Потому что чувствую то же самое. И я не позволю ей принижать то, что испытываю к ней, или то, что мы разделяем, загоняя это в дальний угол.
Когда добираюсь до задней части здания, вижу, что там есть еще один вход. Я хватаюсь за ручку, и она поворачивается, заставляя меня одновременно чувствовать и облегчение, и злость. Как она могла быть такой беспечной?
Я вхожу и закрываю за собой дверь, запирая ее. Оглядываюсь. Вижу кое-какие вещи, которые она заказала. Иду по коридору и вижу комнату, из которой исходит свечение.
Мое сердце разрывается от открывшегося вида. Элис свернулась калачиком на надувном матрасе в углу комнаты, рядом с ней на полу стоит маленькая лампа. Боже, зачем ей подвергать себя этому? Разве она не знает, что заслуживает спать в шелках? Она заслуживает того, чтобы с ней обращались как с королевой, а не как с бездомной и отчаянно нуждающейся в безопасном месте для сна.
Слезы щиплют глаза, и я сердито отталкиваю их.
Нет. Не моя женщина.
Я топаю к ней и подхватываю ее на руки. Она дергается и издает слабый крик, когда я шагаю к передней двери и выхожу.
— Майор…
— Нет. Не смей говорить мне ни слова, пока мы не вернемся домой, — рычу я, пока несу ее к своей машине. — В наш чертов дом.
Глава 2
Элис
— Почему я никому не нужна?
Томас сбивается с шага, но продолжает двигаться к входной двери дома. Не знаю, почему говорю это вслух. Может быть, все дело в том, что тишина гложет меня. Поездка в машине казалась долгой, и никто из нас не разговаривал. Я до сих пор не знаю, как он ехал со мной на коленях.
Знаю, почему сказала это вслух, потому что хочу, чтобы он сказал мне, что это ложь. Но он молчит, двигаясь к дому. Я чувствую, что меня начинает тошнить.
Я крепче прижимаюсь к нему, и тошнота немного проходит, когда я вдыхаю его запах. Впервые с тех пор, как он уехал на задание, я чувствую себя спокойно. Но это длится всего мгновение, потому что потом я вспоминаю, что скоро может быть еще одна миссия. И еще одна после. Я все еще могу потерять его. Я позволяю себе еще больше погрузиться в его объятия, зная, что его можно так легко отнять у меня. Один телефонный звонок, и он уйдет. Навсегда.
Я была так смущена, когда он направился на задание, потому что Мэгги сказала, что он прежде никогда не соглашался на миссии. Тихий голос в моей голове задается вопросом, не я ли подтолкнула его уйти. Может быть, ему нужно было на какое-то время отдалиться от меня. Это было то, что делал мой отец, чтобы уйти от нас с мамой — всегда работал допоздна, всегда просил меня оставить его в покое, потому что у него была работа, когда он действительно занимался другими делами. Например, ходил в бары или играл в компьютер. Он делал это так часто, что я перестала задавать вопросы. Я перестала пытаться привлечь его внимание.
Я слышу, как открывается входная дверь, и впиваюсь пальцами в Томаса, тошнота возвращается с полной силой. Я зарываюсь лицом ему в шею, не заботясь о том, что веду себя как трусиха из-за встречи с Мэгги. Может быть, она будет так взволнована нашим возвращением, что проигнорирует тот факт, что мы вместе.
— Блядь, я скучал по тому, как ты держалась за меня. Ты даже не представляешь. — Его голос звучит почти сдавленно, когда он говорит это.
— Я должна тебе кое-что сказать, прежде чем мы увидим Мэгги, — спешу сказать я, вспоминая, что она знает о моей беременности. Если она увидит меня с ее отцом в таком положении, предполагаю, она узнает, кто папочка малыша.
— Она поехала домой, — говорит он.
Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на Томаса, теперь, когда мы в коридоре, я действительно хорошо его рассматриваю. Свет падает на нас обоих. Я протягиваю руку, чтобы коснуться небольшого пореза на его брови. Я знаю, что до того, как он ушел, его там не было. Я знаю каждую часть тела этого мужчины.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Ты не против, что она с Илаем?
— Я хочу, чтобы она была счастлива. Точно так же, как, я знаю, она тоже захочет, чтобы я был счастлив, — говорит он мне, распахивая дверь в свою комнату и занося меня внутрь. Он сажает меня на кровать и подходит к стулу в углу комнату, придвигая его ближе.
Я знала, что он не будет возражать против отношений Мэгги и Илая. У меня было ощущение, что он с самого начала знал, что между ними что-то происходит, но ничего не говорил.
Он ставит стул рядом с кроватью, но не настолько близко, чтобы я могла протянуть руку и дотронуться до него. Я ненавижу расстояние. Хочу снова оказаться в его объятиях. Тошнота нарастает, и я знаю, что будет дальше. Этот малыш все контролирует, и ему, кажется, нравится запах его отца. Я понятия не имею, почему они называют это утренней тошнотой. Меня тошнит весь день.
Он садится в кресло и наклоняется вперед, опустив руки на колени. Я вижу, как он крепко сжимает их, и костяшки пальцев начинают белеть. У него жесткое выражение лица, к чему я не привыкла. Он всегда такой милый и нежный со мной. Я и ненавижу, и люблю это. Он думает, что я хрупкая, и это правда. Посмотрите на меня сейчас. Это жалко. Я не могу прожить и дня без слез или чувства, что могу сломаться.
— Ты злишься на меня? — полушепотом спрашиваю я, ненавидя эту мысль. Я не помню, чтобы он когда-нибудь расстраивался. Даже когда он настаивал на том, чтобы мы стали парой, он никогда не казался сердитым, только разочарованным.
Выражение его лица немного смягчается, вокруг глаз появляются морщинки. Если бы не они и его седые волосы, не думаю, что люди бы заметили большую разницу в возрасте между нами. Но, может быть, я ошибаюсь. Все всегда говорят, что я выгляжу моложе, чем на самом деле.
— Нет, милая, я стараюсь не прикасаться к тебе. — Я еще немного придвигаюсь к краю кровати, мое тело движется само по себе. С ним всегда так было. Мое тело и сердце. Мой мозг — единственный, кто, кажется, мешает нам.
Он прищуривается, но склоняет голову набок. Легкая улыбка растягивает его губы, когда он смотрит на меня.
— Не искушай меня. На тебе уже и так моя рубашка и больше ничего. Помилуй старика.
— Ты не старый, — бормочу я. Ему еще нет и сорока. Он так же не ведет себя как старик. У него энергии больше, чем у меня. Иногда этот мужчина не давал мне спать всю ночь. От этого воспоминания я краснею.
— Видишь? Никакой пощады. Теперь ты краснеешь, и знаешь, что это со мной делает. — Я не могу перестать смотреть на его член, и краснею еще больше, когда вижу, что он знает, куда я смотрю. Я скучаю по занятиям любовью с ним. Ощущение такой абсолютной близости вызывает привыкание. — Я был без тебя почти месяц. — Его слова полны боли. — Не прикасаться к тебе сейчас труднее, чем те недели в джунглях, когда я боролся за то, чтобы вернуться к тебе.
Я встаю, чтобы подойти к нему, но он поднимает руку.
— Сядь, милая. Я не смогу говорить, если ты будешь у меня на коленях.
Я киваю и неохотно сажусь. Отчаянно хочу быть рядом с ним, но не знаю, через что он прошел за последние несколько недель. Уверена, это было хуже, чем у меня, и это заставляет меня чувствовать себя ужасно.
— Блядь, не делай этого со мной. Ты же знаешь, я дам тебе все, что смогу. Дай мне минутку. Я хочу, чтобы все было ясно. Поговорить и рассказать, как все будет с этого момента. — Его тон твердый, что все еще не нормально для него, когда дело доходит до меня. Холодок беспокойства пробегает по моей спине. — Но знай, что независимо от того, как пойдет этот разговор, твоя маленькая задница здесь. Так или иначе, еще до восхода солнца ты согласишься выйти за меня замуж.
Я опускаю взгляд на свой живот, прикрытый его большой рубашкой. Я ношу его одежду каждую ночь, с тех пор как он уехал, часто пробираясь ночью в его комнату, чтобы заснуть, пытаясь почувствовать его запах на простынях.