Секс в браке - Елена Ровинская
С Димой фото было всего одно. Редкое, на котором я тоже хорошо получилась. Со светом материнства в глазах. Но я смотрела не на себя, на него. Смотрела не узнавая: такой он был теплый и любящий. Одна рука на моем плече, вторая – на моем же выпирающем пузе. Я вспомнила, как мы болтали, выбирая имена детям. Дима наклонился, собираясь поцеловать мой живот, а Соня, сидевшая напротив нас с камерой, щелкнула… Запечатлела миг. Сказку, которой не было.
Сама себя презирая, я повесила снимок в центр. И рядом еще один. Один из самых последних. Дети. В одинаковых голубых комбинезонах, уставились в камеру одинаковыми темно-серыми глазками. Настолько хорошенькие, что я не сдержалась и захватила снимок.
Ощущая себя мошенницей, я прикрепила его к стене. Один из них был Саша, а второй Влад… Факт!
– Какие лапусики!.. – остановилась за моей спиной Катя. – А кто из них кто?
Мое самообладание лопнуло, обломки разлетелись по кабинету.
– Влад – доктор, а Саша – доктор наук!
Катя попятилась. Я резко отвернулась. Не говорить же, что я сама понятия не имею. Что стоит мне появиться, оба орут, словно я их сожрать пришла. Я все еще думала, кто из них, кто когда Катин взгляд уцепился за профиль Димы.
– Слушай-ка… Погоди-ка! Это разве не Матрица? Он же любовник Поповой!
– Это, – сказала я злобно, – Дима. Мой муж.
Катя фыркнула: фу-ты, ну-ты!
– Ты у своей любовницы мужика увела?
Я медленно обернулась.
– Слушай сюда!.. Мы с Соней – просто подруги. Что же касается его, то я сейчас наберу и попрошу подъехать. Задашь ему все скопившиеся вопросы. Лично. Совет: не называй его Матрицей, он знает кунг-фу.
Оскорбленно повернувшись ко мне спиной, Катя строевым маршем вышла из кабинета, едва не растоптав по дороге Чуви.
– Ровинская, – спросил он, потирая ушибленное плечо. – В народе спрашивают: как тебя теперь называть? Ровинская-сан или Ровинская-Кан?
– «Моя госпожа»! – откликнулась я, поверх Чувиного вихрастого затылка.
Такое могли только Долотов и Петров придумать.
– Моя госпожа, – выведенные на чистую воду, они тут же взяли издевательски-почтительный тон и поднялись, кланяясь мне в пояс и гогоча, – в старые времена, когда у барина рождались наследники, он всем по чарочке подносил. Мы люди простые, не гордые: понимаем, что барин занят. Но в честь возвращения, как говорится, проставиться бы тоже не грех. Чай, не барыня!
Я почесала голову.
Толком по понедельникам в конторе все равно никто не работал и в коридоре начали собираться, прослышав про халяву, коллеги. Я расслабилась и, сняв каблуки, сунула ноги в старые рабочие тапки.
Жить сразу стало проще, легче и веселее.
– Не все сразу! – останавливал Шеф добровольных гонцов. – Давайте не будем превращать встречу Секс-андэ в оргию!
Но потом уступил и не дожидаясь прибытия посланных, достал откуда-то бутылку шампанского и торжественно наполнил им мою кружку.
– Рад, что у тебя получилось, девочка!
Все начали аплодировать и мне, наплевав на запреты врача, пришлось выпить шампанского и радостно сделать вид, что все действительно получилось.
Глава 2.
«Кошка – лучшая мамаша».
Прошла всего три недели, а мне казалось, что год. Стоило лишь вырваться из заточения, стоило начать ступать без оглядки, не опасаясь выкидыша, простуды или потери сознания, как все закрутилось и понеслось.
Работа, дом, спорт, работа… Как кто-то смеет жаловаться? Да вы не знаете, как вам повезло! Какое счастье снова ездить в автобусе, без бритого Толи, согнувшегося под весом своей «голды». Без Димы, который вцепился в руль, как Круэлла Девиль, лишь бы не сорваться и не начать орать.
Одной.
Пока мы с Димой еще разговаривали, он рассказывал мне, что если не может что-то решить немедленно, он «вешает» проблему на гвоздь и начинает заниматься совсем другими делами. Это, якобы, помогало ему не сойти с ума. В итоге проблема либо решалась сама собой, либо у него появлялась пара идей по ее решению.
Я поступила так же.
Возобновила абонемент в спортзале, записалась к Андрюше в салон, на курс восстанавливающих масок и… приготовилась жить с того мига, на котором моя жизнь замерла. Закончилась, перечеркнутая двумя полосочками на тесте.
Дима был прав. Стоило заняться чем-то, что в моей власти, как отношение к жизни стало меняться. Заставив себя заниматься работой, я немного отвлеклась от неразрешимой проблемы. И она начала решаться сама собой. Во-всяком случае, перестала меня тревожить.
Быть одной и снова свободной. Принадлежать лишь самой себе… за его деньги. В его квартире. В шмотках, которые оплатил он. Самостоятельную из себя строить.
Сидя за белым кухонным столом на черно-белой Диминой кухне, я мрачно закусила губу. Осознала вдруг, что сама на такую квартиру не заработаю. Что ничего моего здесь нет. Все здесь по-прежнему его. Димино. Я получила право всем пользоваться, за то, что позволила воспользоваться собой. Но Дима владел всем этим и через собственность, он владел мной.
Хотя и не так, как мечталось в детстве.
Это напомнило мне еще одну вещь: на этой неделе я ни разу не позвонила ему. Сперва из принципа, ждала, что он сам позвонит. Потом – вообще забыла. Слегка увлеклась. Закрутилась в круговороте жизни. Забыла, что у меня вообще дети есть.
Кан был прав: мамаша из меня, хуже, чем из кошки. Хотя и не уточнял, проявится ли у кошки материнский инстинкт, если отгонять ее от котят с собаками…
…В дверь постучали.
Мое сердце гулко заколотилось о силикон. Господи! Ну, почему он не может по телефону на меня наорать?.. Я попыталась вспомнить, где мой телефон. Но память ничего не сохранила по этому поводу.
Эта история, что я начала писать, пока валялась в постели после болезни, захватила меня целиком. Я уже находила ключи в масленке, а телефон в ванной, среди лосьонов. Но еще больше вещей исчезали в недрах гулкой черно-белой квартиры бесследно. И я никак не могла припомнить, куда засунула их.
Телефон был одной из них. Разрядился видимо. Я как раз собиралась найти его после завтрака и выслушать все, что мне скажет Дима, но он не мог ждать так долго.
– Входи! – отозвалась я, не вставая с места и приготовилась умереть достойно.
Дима вошел.
Встал в дверях кухни, постукивая перчатками о ладонь. Красивый, сильный, чужой. Запах его парфюма, волнующий и резкий, поплыл по кухне. Я засмущалась, как девочка. Совсем, как раньше, когда ведомый непонятными мне порывами, он брал меня за душу и выворачивал наизнанку.
Дима не произнес ни слова, глядя в упор. Я приготовилась даже, к какому-нибудь несправедливому обвинению, но он вдруг бросил перчатки и снял кожанку.
– Это на тебе моя футболка надета? – спросил
