Шэрон Кендрик - Нежеланная
– Так, значит, вы – та женщина, которая вызывает всеобщее волнение, – пробормотал он.
Алекса оглядела магазин – и выбрала особый тон, которым разговаривали все женщины, увидев этого красавца.
– А вы – тот мужчина, который, похоже, вызывает у всех такую же реакцию!
Он был немного обескуражен – не столько ее репликой, сколько произношением. Джованни донесли, что она хорошо говорит на его родном языке, но он не ожидал, что так… так… хорошо.
– Я слышал, что вы очень хорошенькая, – сказал он охрипшим голосом, – но не ожидал, что настолько. Я никогда не видел такого рта, который так жаждал бы поцелуя.
Алекса прикрыла глаза. Такие скабрезные фразы, как она уже знала, ничего не значат. Последние несколько недель она занималась тем, что давала советы мужчинам, и ей было нетрудно это делать.
– Вас интересуют дамские сумки, сэр?
Джованни знал сотню способов, как отреагировать на ее вопрос. Он мог сказать «да», изобразить, что ему важен ее совет, затем купить понравившуюся ему сумку – возможно, самую дорогую и презентовать ей эту покупку театральным жестом, прежде чем пригласить на обед. Но какая-то холодная сдержанность в ее светло-зеленых глазах говорила о том, что эта стратегия не принесет ему желаемого результата. Она не флиртовала с ним, понял он с некоторым недоумением. Не флиртовала с ним!
– Нет, меня не интересуют сумки. Мне интересно показать вам Неаполь.
– У меня есть карта.
– А у меня есть автомобиль.
На лице Алексы мелькнула улыбка.
– Я люблю ходить пешком. Но вместе с тем благодарю вас.
– Я обычно не отступаю со своего пути, – настаивал он.
– У меня есть чувство, что на этот раз он приведет вас к разочарованию.
– Я никогда не разочаровываюсь, когда мое сердце очаровывается чем-то.
Алекса обнаружила, что он богат и что меняет женщин чаще, чем автомобили. Она сказала себе, что лучше всего держаться от него подальше, но Джованни да Верраззано взял ее в осаду, и чем тверже она отказывалась от его приглашений, тем более настойчивыми они становились.
Если бы она была старше и более опытной, то поняла бы, что ее сопротивление лишь увеличивало его решимость и его восхищение ею. Но она вела себя так не потому, что хотела набить себе цену. Она вела себя так потому, что хотела избежать боли.
Но, в конце концов, отказывать ему больше она не могла и согласилась пообедать с ним в ресторанчике, наполненном запахом жасмина, с видом на город. Джованни произвел на нее сильное впечатление своей надменной самоуверенностью, но покорила ее его нежная сдержанность: заманила и зажгла ее такой страстью, которая ей и не снилась. Он проявлял почти благоговейное уважение к решимости Алексы не ложиться с ним в постель, и это действовало на нее расслабляюще.
Первый раз в своей жизни Джованни с интересом слушал женщину и разговаривал с ней – и это было новое ощущение. Она заставляла доказывать ей, что сексуальный и мужественный мужчина может быть поэтом в душе.
Под наплывом мощных чувств он влюбился в нее невинной любовью мальчика. Циничный мужчина, который все уже повидал, открыл в себе трепещущее и уязвимое сердце.
Но никто не предупредил их о скоротечности таких чувств – о том, что такая любовь подобна удару молнии, которая озаряет жизнь лишь на короткий момент. Если бы кто-то попытался это сделать, они никогда не поверили бы ему.
– Выходи за меня замуж, – сказал он однажды.
Сердце Алексы забилось так громко, что на миг оглушило ее.
– Но…
– Выходи за меня замуж, Лекс, – снова сказал он мягко и нежно – и коснулся ее губами так, что она сразу же ослабела.
Может быть, это было безумием, но Алекса видела в Джованни свое счастливое будущее. Он хотел заботиться о ней. Этот красивый, сильный, старомодный итальянец, казалось, был тем, кого она всю жизнь ждала.
Итак, они поженились. Собирались устроить скромную церемонию, но приехала матушка Джованни из Монте-Карло, где она весело проводила время, и превратила свадьбу в некий спектакль. Но Алексу ничего не могло расстроить – ее неожиданная перемена в жизни была похожа на сон, да это и был настоящий сон, беспечно думала она, забывая о том, что сны исчезают при ярком свете дня.
И сон ее рассеялся в первую брачную ночь, когда Джованни обнаружил, что жена его – не девственница. Войдя в нее, он замер, уставившись на нее в недоумении, и с его губ сорвалось:
– Так, значит, был кто-то другой?
От этого вопроса ее страсть лопнула как мыльный пузырь, хотя какую-то секунду Алекса не была уверена, что расслышала его слова достаточно хорошо. Но он повторил их – скорее прокричал, – и любовные ласки, которые до этого момента были воплощением ее лучших ожиданий, неожиданно превратились во что-то совсем противоположное. Во что-то отвратительное. Во что-то постыдное. Лицо Джованни надвигалось на нее и удалялось, он продолжал входить толчками и наконец в экстазе выкрикнул ее имя.
А после этого она лежала на спине, откинувшись на подушки, чувствуя, что он опустошил не только ее сердце, но и душу, уставившись в залитое луной пространство, а он продолжал свой яростный допрос.
И первая ночь медового месяца была только началом – его открытие разбудило темного змея ревности, который до сих пор дремал. Он следил за каждым ее шагом, анализировал каждое ее слово. Она спала с пятью мужчинами – нет, с десятью. Или их было больше? А со сколькими она спит сейчас, кроме него? Она должна сказать, ему надо знать!
И все же он стремился доставлять ей удовлетворение… словно хотел продемонстрировать мастер-класс в сексе. И в какой-то степени это так и было. В его объятиях Алекса снова и снова получала наслаждение, но отсутствие эмоций и закипающий гнев на лице Джованни заставлял ее чувствовать себя опустошенной после любовных ласк. Словно берег после прилива и отлива.
Это была медленная пытка, и Алекса смогла выдержать лишь три месяца рокового брака. Она больше не хотела вспоминать те мрачные дни, но так и не сумела забыть язвительные и злобные слова Джованни, они по-прежнему звучали в ее ушах.
– По крайней мере, мы должны радоваться тому, что ты не беременна – иначе как бы мы узнали, кто отец ребенка?
Да, факты были простыми, а то, что лежало за ними, – сложным. Она была слишком молодой, чтобы знать различие между любовью и страстью или между заботой и обладанием. И ей следовало кое-что узнать об итальянских мужчинах – и о южных итальянцах в особенности, – прежде чем вступать в брак.
– Ты собираешься ему сказать? – спросила Тери, и ее участливый голос вернул Алексу в реальность. – О том, что у него есть сын?
Алекса смахнула слезу и покачала головой.
