Гермина Блэк - Любовное кружево

Оставалось совсем немного времени до прибытия машины. Они сидели в любимом кабинете миссис Морнингтон. Старшая подбадривала младшую, приобняв ее за плечи:

— Я так надеюсь на это представление, дорогая! Уверена, это будет твой настоящий триумф! Как неприятно, что бедному Гиффорду пришлось уехать, но я не сомневаюсь, что он вернется вовремя. — Внезапная трель телефона на письменном столе помешала миссис Морнингтон договорить фразу. — Не удивлюсь, если это он. Ты возьмешь трубку?

— Нет, это может быть кто-нибудь другой, а у меня нет ни малейшего желания ни с кем разговаривать.

Миссис Морнингтон не стала спорить.

— Слушаю вас… Мисс Элейн? Минуточку!.. — Протягивая трубку Оливии, она добавила: — Очень срочно!

«Гиффорд задерживается», — моментально мелькнуло в голове девушки.

— Оливия Элейн слушает!

Спокойный и чем-то знакомый женский голос произнес:

— Мисс Элейн? Это… — Тут в трубке послышался громкий треск, потом наступила короткая пауза, после которой донесся лишь конец фразы: — В центральной клинике.

— Что «в центральной клинике»? — не своим голосом вскрикнула Оливия, судорожно сжав трубку.

— Произошла авария, — продолжила женщина. — Доктор Хардинг оказался у нас и…

В глазах Оливии потемнело. На последнем усилии она выговорила:

— Что с ним? Он ранен? Откуда вы звоните?

В ответ послышался невнятный хрип, после чего линия отключилась.

— Родная моя, что случилось? — воскликнула миссис Морнингтон, видя, как девушка резко побледнела. — Дай мне… — Она протянула руку к аппарату.

В этот момент на пороге комнаты появилась Дэнверс:

— Машина пришла, мисс! Симмонс говорит, что на дорогах творится нечто ужасное. Он полагает, что вам следует поторопиться…

Представление не отменяется!

Во всех областях так называемого шоу-бизнеса это непреложный закон. Пусть ваши родные и близкие лежат при смерти, пусть земля разверзнется под ногами актера, танцора, певца — представление не должно быть отменено!

Даже если бы Оливия и не знала о существовании такого закона, за последний час это стало ясно для нее как дважды два. Потерпев неудачу в попытке продолжить прерванный телефонный разговор, миссис Морнингтон твердо заявила, что если звонили из клиники, то они обязаны перезвонить вновь.

К счастью, в квартире было два телефона. По второму она не без труда нашла Дуброски и объяснила ситуацию. Тот был краток:

— Я сейчас же приеду!

Но попытки втолковать ему, что Оливия не в состоянии выступать, что это просто невозможно, оказались, разумеется, тщетны.

— Она должна танцевать, — категорически заявил балетмейстер. Взяв Оливию за плечи, он пристально посмотрел ей в глаза: — Вы меня понимаете? Вы должны выйти на сцену. Все ждут — и вы не можете не оправдать их надежд. Мне очень жаль, но иного выхода нет.

В результате Оливия оказалась в своей гримуборной. Она чувствовала себя на удивление спокойно, хотя врач, которого они вызвали, мог предложить ей лишь слабый транквилизатор: голова должна оставаться достаточно ясной, чтобы исполнить всю сложнейшую партию и не забыть ни единого шага и жеста.

Представление не отменяется.

Она смирилась с этим. Между тем миссис Морнингтон безнадежно ожидала повторного звонка. Где-то за городом в какой-то клинике лежит человек, который для Оливии дороже всех в целом мире. Может, он умирает… О, почему же она так поздно поняла, как его любит! Миг счастья оказался столь краток! И она даже не знает, где он!

Но представление не отменяется!

Партер заполнен блестящей публикой. Изысканные благородные леди, занявшие свои места в королевской ложе, никогда не узнают, какие страдания скрывались в душе балерины, пока они наслаждались великолепной фантастической историей, выраженной в танце.

Зал пребывал в полном восхищении, но по крайней мере один человек никак не мог поверить своим глазам.

Наверху, в своей ложе, Афина судорожно листала программку в тщетной надежде увидеть пометку, свидетельствующую о том, что мисс Элейн не смогла выступать. И со сцены не прозвучало никакого объявления о замене.

Занавес поднялся. В прекраснейшем из балетов прекраснейшая из молодых балерин начала рассказывать языком танца историю любви, которую грозили погубить злые силы.

Но Одетта умерла — и воскресла для того, чтобы под нескончаемые аплодисменты не менее пяти раз выйти на поклоны по завершении первого акта. А в это время Афина, вне себя от ярости и разочарования, твердила себе: «В ней нет ничего человеческого! Она не могла так поступить! Ну теперь-то уж он наверняка поймет, что она плевать на него хотела!»

Она так тщательно все спланировала — и вот результат.

А в это время за кулисами Оливия, направляясь в свою грим-уборную, с каждым шагом чувствовала, что ноги буквально наливаются свинцом, и понимала, что это конец. Больше она не вынесет. Второй акт танцевать она не в силах.

Открыв дверь, она машинально вошла в комнату; перед глазами стоял туман. Сквозь него она различила фигуру какого-то мужчины, который стоял рядом с костюмершей. Дуброски? Очень хорошо. Сейчас ему придется узнать, что…

Мужчина быстро обернулся и шагнул к ней.

— Дорогая моя! Прости, что не смог приехать раньше, — проговорил Гиффорд и в следующее мгновение едва успел подхватить девушку на руки, потому что она первый раз в жизни упала в обморок.

Занавес опустился в последний раз. Оливия с трудом пробивалась сквозь толпу восторженных поклонников, которые ломились в ее грим-уборную с поздравлениями и выражением восхищения. Ей хотелось лишь одного: поскорее убраться отсюда и остаться с Гиффордом и миссис Морнингтон, которая успела только на заключительную часть, вынужденная сидеть у телефона в тревожном ожидании повторного звонка.

Едва оправившись от шока, вызванного появлением Гиффорда, Оливия, естественно, поинтересовалась, что с ним случилось. Но сцена не могла ждать, поэтому Гиффорд ограничился кратким: «Все объясню позже, дорогая».

Миссис Морнингтон бегло пересказала ему всю историю с прерванным телефонным звонком; теперь ему была понятна столь неожиданная реакция любимой. Доктор не сомневался, что этот звонок — закономерное продолжение того, что случилось с ним. В первый момент, когда он понял, что оказался в безвыходном положении на этом пустынном шоссе и не имеет ни малейшего представления, куда идти под продолжающим накрапывать дождем, а вокруг — ни души, он решил, что поведению Афины нет и не может быть никакого оправдания. Впрочем, об этом думать не время. Единственная мысль билась в его мозгу: необходимо во что бы то ни стало добраться до Лондона — или по крайней мере до телефона, откуда уже можно будет сообщить Оливии, что он постарается приехать как можно скорее.