Энн Хампсон - Голубые холмы Синтры

— Когда он вернется? — спросила она.

— В субботу днем.

— Значит, я посмотрю, есть ли рейс в это время. Я не хочу быть там, когда он вернется… то есть приехать раньше, чем он. Мне не годится появляться в Паласио в его отсутствие. — Она подняла руку, пресекая попытку Санчеса возразить. — Не годится, — настойчиво повторила Элинор. — Если есть рейс, я приеду в Паласио к чаю. Так я и сделаю. Если будет нужно, остановлюсь в Лиссабоне. — Понедельник и вторник еще школьные каникулы, так что она успеет в школу к среде.

— Значит, вы не поедете со мной сегодня?

Она покачала головой:

— Завтра я должна быть в школе, Санчес. Но в любом случае я не хочу приехать туда раньше Мигела.

Сады Паласио блистали экзотическим великолепием поздней весны. Сочно зеленели луга и виноградники. Холмы за Синтрой поражали необычным синим цветом, как и рассказывал Мигел. Элинор остановила такси, немного не доезжая до места. Ей надо было привести в порядок свои мысли и приготовиться… к чему? Прошло около трех недель со дня смерти Доры. Едва ли прилично отправляться на встречу с Мигелем, сказала она себе и замедлила шаг.

— Но ведь они не были по-настоящему женаты, — прошептала она себе, — Дора жила с любовником.

Она вошла во двор, взглянула на геральдический гребень, на фонтан Русалок. Белые павлины как ни в чем не бывало расхаживали по безукоризненно подстриженной лужайке. Гибискусы и джакаранды блистали великолепием красок на фоне вечнозеленых растений. Яркое солнце ласково освещало всю эту мирную картину. Элинор дотронулась до звонка. Ее сердце заколотилось. От страха, от волнения… или еще от чего-то? Вдруг Санчес ошибся? Вдруг ошиблась она? Мигел никогда не признавался в любви. У них не было ничего похожего на любовную сцену… так, несколько интимных моментов… И даже, признала Элинор, она могла придавать им большее значение, чем граф.

Дверь открыл суровый Жоао. Его глаза вспыхнули, но не приветственным огнем. Этот аналог английского дворецкого всегда казался Элинор великолепным. Но, несмотря на доверчивость, она никогда не чувствовала себя с ним свободно.

— Дон Мигел дома? — спросила она.

К ее горькому разочарованию, он покачал головой.

— Он еще не вернулся?

Жоао посторонился, и она вошла.

— Вернулся откуда, сеньорита?

— Из… — Она остановилась, размышляя, что именно известно слугам. Может, Мигел даже никому не сказал о поездке в Грецию. — Его возвращения ждали сегодня утром.

Старик медленно кивнул:

— Он приехал и через час уехал опять. Должен был успеть на самолет в Англию.

— В Англию? — тупо переспросила она. — В Англию?

— Да, сеньорита.

Элинор расстроилась, но тут же обрадовалась. Она больше не чувствовала разочарования, ведь он поехал, чтобы найти ее… и всего через час после возвращения домой! Он не собирался терять время. Но как это утомительно для него! Она здесь, а Мигел, уставший после всех дел, летит в Англию. Как же Санчес все перепутал?

— Не знаю, что делать. — Она почувствовала себя беспомощной. Время шло, и ее разочарование вернулось. — Мне можно ненадолго остаться?

— Конечно, сеньорита. — Он взглянул на настенные часы. — Может, вы хотите позвонить ему в аэропорт?

Ее глаза широко раскрылись.

— То есть он еще не улетел?

— Самолет вылетит через полчаса или около того, сеньорита. Дон Мигел летит рейсом в 17.10 из Лиссабона.

17.10! Она чуть не закричала от радости! Но опомнилась и как можно спокойнее сказала:

— Могу я позвонить из гостиной?

— Конечно, сеньорита.

Элинор прошла по устланному богатыми коврами полу в знакомую до боли гостиную, где из трех широких окон открывался чудесный вид на двор и на фонтан.

Она стояла у окна, не шевелясь, пока не увидела машину. Ее серебряный герб сверкал в лучах солнца. Элинор стояла посреди комнаты и едва дышала в ожидании. Открыв дверь, Мигел немного постоял, любуясь ею. Она была спокойная и бледная. Но ее глаза сияли любовью.

— Дорогая, дорогая! — Он привлек ее к себе, сжал в объятиях и прильнул к губам долгим нежным поцелуем. Она с обожанием вглядывалась в его глаза, когда он наконец отпустил ее. — Позволь взглянуть на тебя! Моя любимая Элинор! Расскажи, как ты здесь оказалась?

Она не смогла заговорить от счастья, переполнявшего ее.

— Я просто не мог поверить, получив от тебя сообщение в аэропорту.

— Я думала поговорить с тобой, но тебя не было.

Она старалась покороче объяснить, что произошло. Он слушал, нахмурив брови.

— Может, Санчесу показалось, что я потерял надежду, — задумчиво признался он, когда она замолчала. — Но ведь я знал, что ты все равно меня любишь! — Он нежно посмотрел на Элинор. — Ты должна была знать, дорогая, — я так легко не сдаюсь.

— Мне это действительно показалось странным, но я подумала, возможно, дело в… гордости… — Она замолчала, сообразив, что сказала лишнее.

— Гордость никогда не остановила бы меня, глупышка. — Его тон изменился, и она прикусила губу. Но он не дал ей извиниться, а с жаром поцеловал. И сразу исчезло напряжение этих нескольких месяцев, месяцев безнадежности. Ведь им казалось, что у них впереди лишь длинные годы одиночества. А теперь они наконец были вместе, в объятиях друг друга!

Мигел взял ее за руку и повел к дивану. Он обнял ее и усадил к себе на колени.

— Когда Дора уехала отдыхать, — сказал вдруг Мигел, — я действительно подумал, что она гостит у подруги. Так что можешь себе представить, что я чувствовал, услышав ее признание в неверности. Как ты знаешь, мне пришлось принять ее условия… — Он замолчал, и на его лице вновь появилось жестокое, сатанинское выражение… но почти сразу исчезло, и Элинор поняла, что видела его в последний раз. — Мне, Мигелу де Каштру, объясняли, что я должен делать! Но иначе разоблачили бы Карлоту и запятнали доброе имя семьи. Тогда я понял, что ненавижу Дору, ненавижу всем сердцем и больше никогда не хочу ее видеть. Я понимаю, что, вернувшись, вел себя как сумасшедший. Бедная Карлота была в слезах, но я не мог рассказать ей ничего.

— Я чувствовала какую-то тайну, — открылась ему Элинор, — но сначала строго запретила себе вмешиваться в чужие дела.

— Ты увидела, как Жулия забирает драгоценности из комнаты Доры. Она мне сказала об этом. Дорогая моя, любимая, я понимаю, что мы оба оказались в безнадежной и несчастливой ситуации. Но теперь все кончено. — Его губы, мягкие и нежные, не уставали целовать ее. — Когда ты сможешь вернуться, милая?

— Я должна работать еще два месяца…

— Два месяца! — Он протестующе покачал головой. На миг она заметила, какой жесткой стала линия его губ. — Думаю, не стоит, дорогая. Мы уже потеряли достаточно времени. Ты понимаешь, что уехала семь месяцев назад?