Мэри Поппинс для квартета (СИ) - Тур Тереза

— Главное, семья! — воскликнула мама. — Вот увидишь, все образуется. Помиритесь с Виталиком.

— Мама, ты с ума сошла? — вот тут я вскочила. Поняла, что трезва. Как будто первое сентября уже настало и я на линейке радуюсь жизни.

Вот, спрашивается, зачем коньяк переводила? Зачем чудесный ледяной арбуз для благости? Если я уже готова стартануть к Луне, Солнцу и звездам. И мне никакого топлива не надо. Все на внутренних ресурсах.

— Олеся. Подумай. Дай ему шанс.

— Какой? Дограбить? Еще раз предать? Снова изменить?

— Он раскаялся.

— Может, и деньги мне вернет?

— Послушай. Ну нельзя же все сводить к деньгам. Если чувства. Есть что-то большее, чем…

— Мам, ты знаешь, что я усвоила после всей этой истории. Ну, кроме того, что доверие — это непозволительная роскошь? Я поняла, что деньги — это совершенно правдивая субстанция. Они и только они показывают, какой человек на самом деле. Как относится к тебе. К семье. К своему ребенку. Насколько честен. Насколько готов что-то сделать. Это показывает состояние банковского счета твоей семьи. Все остальное — лишь слова и намерения. А они ничего. Абсолютно. Совершенно. Ничего не значат.

— Олеся. — Мама смотрела на меня у каким-то ужасом. — Но так же нельзя.

— Почему?

— Значит, и сейчас все произошло из-за денег?

— Не совсем.

— Он не заплатил тебе.

— Мама, пожалуйста, не надо. Я приехала за покоем.

«Ой, зря!» — утвердилась я в своих мыслях. И поняла, что куплю себе гитару. Дорогую всенепременно. И очень мягкую, с широким грифом, чтобы играть было удобно. Снова буду играть. Вспомню романсы. Сделаю маникюр покороче. И буду песни петь. И плевать мне на мастерство квартета «Крещендо», с которыми я увижусь только по телевизору. Если, конечно, удосужусь его купить.

У мамы блямкнул телефон. Она посмотрела на экран. И смутилась что ли. Таааак.

— Слушай, пойдем, прогуляемся.

И голос такой. Ласковый-ласковый.

Любопытно, что она затеяла?

Мы вышли из подъезда, забрали Машу и отправились на набережную, которую я очень любила. Но вот что-то мне мешало наслаждаться видами спокойно. Может, мама, которая вела себя как шпионка, приготовившаяся к провалу. Может, молчавшая всю дорогу Маша, которая посматривать на меня посматривала, что-то явно хотела сказать. Но потом махала головой. И Молчала.

— Ой, Виталик, — насквозь фальшиво проговорила мама.

Я огорчилась. Судьба в виде бывшего мужа подкарауливала меня около самого любимого места в Вологде — самого филологического памятника — памятника букве «О».

Сюрприииииз. Я с укором посмотрела на маму. Мда, чувствую, и тут надо всем все четко высказать. Хотя, куда уже четче? Странно это все. Вот я же учительница. Следовательно, объяснить необъяснимое тем, кто не желает меня слушать — это моя профессия. И мне это всегда удавалось. С разной степенью напряга, но все- таки.

— Мама, — вот дочь счастливой не выглядела. Встревоженной — да. — Папа.

И я поняла, что для Машки это такой же сюрприз, как и для меня. Она замерла, не зная, как поступить. Виталик подошел и неловко обнял ее.

— Привет, котенок.

— Привет, — Машка прижалась к нему.

И взгляд ребенка на меня, полный такой надежды, что… захотелось убивать. В голове странно зашумело. Я сдерживалась. Сдерживалась. Бесконечно. И бессмысленно. Как никогда остро я поняла, что вся моя выдержка была. Вот похоже не на пользу мне же.

— Добрый день, Виталик, — подошла я к нему.

— Добрый, Олеся.

Он как-то нервно оглядел меня. Хотелось спросить: «Что так?» Но я молчала и рассматривала. Странно как. Год всего прошел. А человек, которого я видела, без которого жить не могла и по которому тосковала, до дикого звериного воя… Показался мне чужим. Не тот запах. Не та мимика. Не тот. Словно кто-то до отчаяния похожий. Но. Я не с ним, обнималась, мечтала, занималась любовью. Не с ним мы разделяли дорогу… И от этого было безумно страшно.

— Машенька, — мама взяла дочь за руку. — А поедем на экскурсию. Я места в автобусе забронировала. Вернемся поздно. Олеся, не волнуйся.

Завтра! Завтра я уеду. И пока не добьюсь от всех того, чтобы они услышали, как со мной можно поступать, а как- нет, просто сверну общение. Пока мне хватит.

— Мама? — Маша посмотрела на меня с вопросом.

— Поезжайте, — кивнула я. Даже хорошо. Не надо слушать наши разговоры. Не к чему это.

Мама и Машка ушли. Дочь бросала на меня взгляды. To ли о чем-то попросить хотела. Мы молча смотрели, как они удаляются.

Как же мне хотелось развернуться и вернуться домой. К арбузу и коньяку, которые, вот черт, я забыла убрать в холодильник. И меня это огорчало сейчас больше, чем вчерашнее расставанием с Томбасовым и эта нелепая, ненужная встреча с бывшим.

В Тверь за машиной. И прочь ото всех. С дочерью и кошкой. В закат!

— Как ты поживаешь? — спросил мужчина, который просто меня растоптал когда-то.

— Замечательно.

— А мне надо работу найти, — скорбно вздохнул он.

— Что с твоей стало? — удивилась я.

— Не устроил их, представляешь. Сколько лет, а тут…

Если вспомнить, то абсолютно все в жизни бывшего мужа было связано с подвигом. С поистине титаническим. Приготовить ужин? Заработать денег? Поехать за город? Погулять с ребенком? Ну, как же полдня не постонать и не послушать уговоров. Потом уже — крика, что ничего не надо и ты все сделаешь сама. И заломить свои ручки на предмет: «Вот почему ты нервная, все время кричишь? Сейчас пойду. Ну и что, что уже темень?» Так было всегда, но воспринималось почему-то как должное. Как своеобразие характера, на который мужчина имеет право. «Любишь человека — люби его недостатки»? Не так ли?

После развода я много думала. И главный вопрос, который меня просто сводил с ума… Даже не тот: «Как со мной, умной и пригожей, всепонимающей и поддерживающей в любое мгновение — вот как со мной можно было так»? И не «Где были мои мозги, глаза и все остальные органы, хоть как-то отвечающие за координацию в пространстве». Нет. Больше всего я удивлялась тому, что и я сама, и все наши знакомые считали все эти годы нас образцом супружеской пары. Ну, просто лебеди. Белые.

— Пойдем, прогуляемся, — предложил он.

И опять же я кивнула, хотя хотелось орать. Матом. С такими оборотами, что любой гопник вспомнил познания в русском и стал бы конспектировать. Вместо этого мы медленно пошли к берегу медленной, философски настроенной ко всему реке.

Тут я увидела скамейку и направилась к ней. Виталик — за мной.

— А Маша сказала, что у тебя работа новая, — он присел рядом и положил руку на спинку скамьи, коснувшись меня. Я дернулась, разрывая контакт. — И я тут тебя в интернете увидел. И…

«И все былое в отжившем сердце ожило…» — завопило у меня в голове прокуренным вусмерть бухим женским басом. Очень громко. Меня аж передернуло.

— И ты была в этом платье такая, — восхищенные глаза в небо.

«Это красное платье для чего ты надела?», — затянула бабища снова. Я замотала головой, стараясь вытрясти гадостные звуки.

— Просто мечта, — закончил проникновенную речь бывший муж.

«Понимаешь, просто ты перестала быть женщиной моей мечты», — пронесся в моем разнесчастном мозгу теперь его голос, только образца годовой давности.

— Приятно было побеседовать, — сообщила я ему, размышляя о том, что прямо сейчас я зайду в дом, найду что-то крепкое и удалюсь к забору. В одиночестве. Поднялась.

— Подожди.

Он взял меня за руку.

— Отпусти, — глядя куда-то на гладь реки, очень тихо сказала я. Он не отреагировал. Вырвала руку и прошипела:

— Не смей. Не смей ко мне прикасаться. Это омерзительно.

— Олеся, я все понимаю, ты очаровалась. Этот мир, другой, такой легкий. Мужчины,

— голос его дрогнул от ярости. — Но у нас семья и я готов простить.

«Только ветер гудит в проводах…» — рвануло у меня в голове. Как выстрел. И слава Богу, в руках ничего не было. Топора. Молотка… Простить. Он. Меня. Стало смешно, я бы расхохоталась — но сил и на это не было. Я развернулась и пошла прочь.