Алекс Вуд - Истинный джентльмен

Я всхлипнула, но он уже шел к дому и не видел меня. Мне ли не знать, какой Майк! Но пусть лучше папа считает меня сумасбродкой, чем покинутой невестой!

Я догнала папу почти у самого крыльца. Дверь нам открыла тетушка Лесли, и по ее сияющему лицу я поняла, что к нам нагрянул кто-то еще. Неужели мама нашла в себе силы оторваться от косметолога и психоаналитика и приехала к заблудшей дочери? Или это кто-то из родственников решил узнать свежие новости?

– Кто у нас, тетушка Лесли? – недовольно спросила я.

– Джентльмен, – шепотом ответила она. – Я проводила его в голубую гостиную. Такой красивый, обходительный…

От избытка чувств тетушка Лесли всплеснула руками. Папа нахмурился. Неужели кто-то из деревенских соседей прознал, что в «Жимолость» хозяин приехал? Как некстати…

– Он знает, что я здесь? – отрывисто спросил папа.

Тетушка Лесли кивнула. Ее счастливая улыбка несколько померкла. Папа скривился, но деваться было некуда. Прятаться от непрошеного визитера было бы неприлично.

– Пойдем, – кинул он мне через плечо. – Вместе с ним разберемся.

Мы пошли в голубую гостиную, довольно мрачное и тусклое место, несмотря на свое жизнерадостное название. Большую часть времени мебель там стояла в чехлах, и, хотя сейчас там все было прибрано, атмосфера затхлости и заброшенности все равно давала о себе знать.

Нежданный посетитель стоял у окна и не сразу повернулся, услышав звук открываемой двери. Я пряталась за папиной спиной и не видела, кто это, но, судя по тому, что папа вдруг вздрогнул и невольно подался назад, визитер этот его удивил.

– Что вы тут делаете? – не очень вежливо воскликнул папа.

Я потянулась из-за его плеча, чтобы посмотреть на гостя, и в это время мужчина ответил.

– Я приехал поговорить с Вероникой.

Теперь вздрогнула я. Этот спокойный голос был мне слишком знаком… Да, не могло быть никаких сомнений… Через всю голубую гостиную на меня в упор смотрел Майкл Фоссет.

18

Майкл Фоссет

Странные все-таки существа люди. Они ценят лишь то, что теряют, но постоянно настаивают на своей разумности. Однако только совершенно безмозглый человек может быть настолько слеп и глух ко всему, что происходит вокруг него… Есть ли нужда уточнять, что этот человек – я? Я был так увлечен своей любовью к Селин, что не заметил, как в мое сердце вошла Вероника. Я уверял себя, что поступаю благородно, отказываясь от Селин ради Вероники. Истинный джентльмен всегда хранит верность своему слову. Тьфу. Я не истинный джентльмен. Я истинный дурак.

Только дурак мог так долго гоняться за химерой. Я два с лишним года уверял себя, что люблю Селин Дарнье, и наконец полностью поверил в это. Только дурак мог не почувствовать, что от этой любви остались одни клочки.

Любовь по привычке, вот как это называется. Я закрывался от Вероники всеми возможными ширмами, я возводил между нами крепости и рыл овраги. Я говорил себе, что меня рядом с ней держит долг, ответственность, жалость, в конце концов! Даже когда наши отношения перестали быть платоническими, это не раскрыло мне глаза.

Мне нужно было увидеть, как она убегает от меня в церкви, чтобы понять, каким я был дураком!

Она отпустила меня, освободила мне путь к Селин. Теперь я мог спокойно уехать, и никто не посмел бы меня обвинить. Я был абсолютно чист. По крайней мере, в глазах общества. Ведь это Вероника бросила меня, а не я ее. Я должен был радоваться, должен был благодарить Веронику за ее мужественную жертву.

Но мне хотелось рвать на себе волосы и проклинать собственную слепоту. Потому что Селин Дарнье на самом деле не интересовала меня. Потому что если бы Вероника сейчас вернулась…

Черт. Я очнулся от ступора и бросился ей вдогонку. Не только я, конечно, но и ее отец и кто-то еще. Я не обращал ни на кого внимания. Все равно, что скажут и подумают люди. Я должен догнать Веронику, объяснить ей…

Но я опоздал. Она уезжала, окончательно и бесповоротно. Ей не нужны были мои слова и объяснения. Она приняла очень серьезное решение и выполнила его, не дрогнув. Вероникой можно было только восхищаться…

– Что она себе позволяет, нахалка! – воскликнул у меня над ухом ее отец.

– Вероника тут ни при чем, – машинально ответил я. – Во всем виноват я.

Но мистеру Маунтрою было не до подробностей. У него были более насущные дела – объясниться с гостями, извиниться, отправить всех обратно. Я находился рядом с ним, но едва сознавал, что делаю. На меня бросали сочувственные и любопытные взгляды, а мне хотелось крикнуть, что я не заслужил соболезнований. Я сам отказался от Вероники, и мне некого винить…

Я уехал домой, не дожидаясь, пока Маунтрой потребует от меня объяснений. Ему все расскажет Вероника. И про мои отношения с Селин, и про то, как она увидела нас в церкви. При мысли о Селин я чувствовал почти физическую боль. Женщина, которую я совсем недавно боготворил, была мне отвратительна теперь. Какое право она имела вмешиваться в мою жизнь? Мужчины для нее не больше чем игрушки, а любовь – пустячная забава. Ей было невыносимо видеть меня с другой женщиной, и она начала за мной охоту. А я пошел у нее на поводу…

Все в моей квартире напоминало мне о Веронике. Вот ее любимая чашка, которую она однажды чуть не разбила. А вот мягкий плед, в который она всегда заворачивалась, когда было холодно. Здесь она любила сидеть, подогнув ноги, а на этом стуле обычно лежала ее одежда… Удивительно, сколько мелочей неосознанно удерживает память. Я повсюду видел ее и слышал ее голос, беззаботный смех. Как я был глуп и самонадеян! Я принимал ее любовь как должное…

А сколько всего бедной девочке пришлось вынести из-за меня! Она первая призналась мне в любви, потому что я, слепец и дурак, в упор не замечал ее. Она мирилась с моей холодностью и недостатком внимания. Она никогда не упрекала меня, если я предпочитал одиночество ее обществу. Она перенесла нашу первую встречу с Селин, она поверила мне, когда прочитала ту ужасную статью в «Дейли миррор»… И все это для того, чтобы на собственной свадьбе увидеть, как жених целует другую женщину.

Что Вероника думала, когда шла ко мне под руку с отцом? Я только что был с Селин, а теперь стою у алтаря и собираюсь жениться на ней… Должно быть, она решила, что я женюсь на ней исключительно из жалости. Но ей не нужны были одолжения, и она сбежала…

Сам того не желая, я много чего натворил. И разбираться с этим должен был я сам…

Вначале следовало поговорить с Селин, чтобы между мной и Вероникой больше ничего не стояло. Вечером я поехал к ней в театр, заранее зная, что разговор будет непростой. Селин слишком привыкла побеждать, и ей нелегко будет признать свое поражение… Хотя поражение ли? Она ведь все-таки сорвала мою свадьбу, так что счет пока в ее пользу…