Ирэн Бург - Тысяча и один мужчина
— Вчера все мои тревоги ушли прочь…
Вчера… Его мысли обратились к недавнему прошлому. Артур никак не ожидал, что вчерашний вечер внесет в его душу сомнения…
Была назначена встреча с потенциальным покупателем старинных и очень дорогих раритетов. Сумма предполагаемой сделки была столь значительна, что Артур сам отправился на встречу.
В прекрасном расположении духа он вышел из своего «бентли» и позвонил в дверь старинного особняка.
На пороге стояла изящная молодая женщина с чуть вьющимися золотистыми волосами.
— О, мистер Сэридан. У моего дворецкого выходной, так что сегодня я встречаю гостей сама.
Знакомый, кажущийся искусственным голос… Неужели?
— Эдит? Это ты? Как? Почему?
— Не много ли вопросов прямо с порога?
Она пошла перед ним по анфиладе комнат. На ней было струящееся полупрозрачное платье, больше подчеркивающее, чем скрывающее ее стройное, подтянутое тело.
— Пройдем в наш семейный личный музей. Бумаги у тебя с собой? — спросила она, останавливаясь в центре просторной комнаты с высоким потолком и стеклянными стеллажами с антикварными вещицами.
— Естественно, с собой, — ответил он, осматриваясь.
Мягкие диваны, тахта, низкие столики на большом, во всю комнату, персидском ковре. Роскошная обстановка, демонстрирующая состоятельность владельцев.
— Давай сюда, я подпишу, — сказала Эдит, протягивая руку. Браслет на ее запястье вспыхнул рубинами.
Он вынул бумаги, подал свой «паркер» с золотым пером. Эдит, не глядя, подписала.
— А теперь, пожалуйста, присаживайся, где нравится… Вот так, возьми подушку. — Она разлила виски по хрустальным стаканам.
Когда она опустилась рядом с ним, Артур задохнулся от запаха ее терпких, дурманящих духов и все окружающее показалось ему сном.
— У тебя странный вид, Артур.
— Признаюсь, я удивлен. Ты блондинка, и твоя фамилия… Эдит Суэмберли? Откуда тогда Кауфман? Ничего не пойму.
— Разве это важно? Суэмберли — фамилия мужа.
— А, ты овдовела… Да-да, припоминаю. Мои соболезнования…
— Мой бывший муж жив и здоров. Но я принимаю поздравления. Наконец-то я оформила развод. Избавилась от своего прилипалы без особых потерь. Теперь я снова девушка на выданье. И, как видишь, — она обвела комнату рукой, — я вполне лакомый кусочек. Это все мое.
— О! — только и смог выдохнуть Артур и, чтобы подбодрить себя, сделал внушительный глоток виски.
— Ну, что скажешь? — спросила Эдит, закидывая ногу на ногу. Невольно Артур испытал возбуждение. Он поднял глаза с изящных щиколоток Эдит, его взгляд скользнул к тонким запястьям ее рук, к груди с просвечивающими из-под тонкой ткани остриями темных сосков.
Закатное солнце с трудом пробивалось сквозь плотные портьеры на окнах и наполняло комнату красновато-багряным светом.
— Закуришь?
Артур ничего не ответил и только покачал головой.
Медленными, грациозными движениями она прикурила сигарету. Артур следил, как синеватый дым окутывает ее лицо, обрамленное золотом волос.
— Тебе хорошо… блондинкой, — с трудом шевеля ставшим вдруг неимоверно тяжелым языком, сказал он.
— Моя мать была светловолосой, отец — брюнетом. Когда во мне просыпаются мои англосаксонские корни, я становлюсь блондинкой, когда кипит восточная кровь — я брюнетка, настоящая дочь своего отца. Хочешь послушать что-нибудь романтическое? Моя мать очень любила «Битлз».
Она взяла пульт в руки, из невидимых динамиков полилась чудесная мелодия. Эдит продолжала курить, выпуская тонкую струйку дыма из своих губ.
— Помнишь, как славно мы проводили время в Швейцарии? Нам так хорошо было вместе…
Она коснулась пальцем его щеки. Сладкий озноб пронзил все его существо. Бесконечной негой отзывалась в сердце грустная мелодия. Эдит сидела рядом с ним и смотрела на него полным призыва взглядом.
— С тех пор как я встретила тебя, мне кажется, все во мне переменилось. Мне хочется быть лучше, чище… Ты веришь, что я могу измениться?
— Отчего же нет? Я верю в чудеса, — попытался отшутиться он.
— Артур, ты волшебник, — вполне серьезно сказала она и, потушив сигарету, всем телом подалась к нему. — Веришь ли ты, что наша встреча была не случайной? Это был знак свыше.
— Знак свыше? Ха-ха. Ты так высоко ставишь мою мать? Ведь это она устроила нашу встречу? — со смешком ответил Артур, глядя куда-то поверх ее головы.
Иллюзия рассеялась. Рядом с ним была совершенно чужая ему женщина. Его тело, как любое тело молодого, не знавшего почти месяц близости мужчины, инстинктивно отреагировало на женский призыв. Но то было физиологическое чувство, не более. И, если он поддастся соблазну, ничего, кроме разочарования и, может быть, стыда, не последует. Нет, его уже так легко не поймать в капкан.
Луч закатного солнца, пробравшись сквозь щель неплотно запахнутых портьер, лег на ее лицо. Смуглое от загара, с тонкими, но какими-то искусственными чертами. Красивое, очень красивое лицо, но чужое ему, совсем чужое.
— Ты был прав, — как сквозь вату услышал он ее голос.
— Насчет чего?
— Ты хороший.
— И что все это означает?
Эдит улыбнулась.
— Ты знаешь, я начала новую жизнь. Я была у психоаналитика.
Он вздохнул.
— И что?
Она наклонилась и попыталась поцеловать его. Он отшатнулся от нее, как будто боялся подхватить инфекцию.
— Извини, но я должна спросить, — робко сказала она, дрожащей рукой дотрагиваясь до своего виска, где билась тонкая голубая жилка.
— Да?
— Знаю, я сама все испортила. Зачем-то врала, сочиняла невесть что. Я хотела казаться загадочной, а выглядела полной дурой. Неужели и сейчас я кажусь тебе идиоткой?
— Совсем нет. Ты… ты… — Артур изобразил восхищение. — Ты очень красивая. И золотистые волосы тебе очень к лицу.
— Ты находишь? — Она недоверчиво покосилась на него. — Все изменилось… точнее, меняется, прямо сейчас, и мне это нравится.
Артур покачал головой.
— Мне кажется, ты ошибаешься.
Артур сделал движение, чтобы подняться. Она удержала его. Ее тонкие яркие губы задрожали, когда она произнесла:
— Артур, милый, я хочу тебя. Ты мой волшебник. Я жажду чуда…
Он отстранил ее руки и посмотрел на нее отсутствующим взглядом. Она сидела, освещенная последней вспышкой закатного солнца, — золотые волосы, полупрозрачное платье, дурманящие духи — все продумано до деталей, но все эти ухищрения оказались тщетными.
— Извини, Эдит, ты ошиблась во мне. А может, в себе, — сказал он, вставая. — И добавил, понизив голос: — У меня уже есть… чудо. И я надеюсь его сохранить.
