Элли Блейк - Моя единственная надежда
– Не боишься? – спросила Надя и, посмотрев сквозь стеклянный потолок на старые толстые кабели, уходящие наверх, стала прыгать, пока кабина не начала раскачиваться вверх-вниз. – Местечко в моем вкусе.
В тот миг, когда ее взгляд остановился на его потемневших полуприкрытых жгучих глазах, Райдер бросил на пол ее сумку и свои яблоки и, сжав ее в объятиях, начал целовать так, будто от этого зависела его жизнь. Черт, она действительно зависела от этого. И судя по тому, как Надя ответила, отчаянно прижимаясь к нему всем телом, ее жизнь тоже должна была зависеть от этого.
Райдер отпустил ее, как раз когда пол у него под ногами качнулся и замер. Он прислонился лбом к ее лбу, дожидаясь, пока успокоится дыхание, и задумался над теми словами, которые искал все последние дни, пытаясь сформулировать то, что хотел сказать.
– Мне бы хотелось попробовать.
– Что?
– Обожать тебя.
Надя слегка вздрогнула от этих слов и, прильнув к нему, почувствовала, что тает.
Стремясь удержать ее так как можно дольше, Райдер провел рукой по ее спине и, скользнув пальцами под пояс юбки, ощутил тепло кожи, отчего его сердце понеслось галопом, а перед глазами поплыли красные круги. Он закрыл глаза просто потому, что у него еще оставалось то, что он хотел сказать. Она заслуживала этого.
– Недавно мне пришла в голову мысль, что это просто позор, если такая женщина, как ты, не чувствует себя обожаемой. И теперь я хочу, чтобы мне был дан шанс обожать тебя на регулярной основе. Ежедневно. Много раз на дню. Каждую минуту. Каждую секунду.
Райдер отодвинулся. Заметив, что Надина голова по-прежнему опущена вниз, а глаза закрыты, он приподнял ее подбородок вверх и увидел, как по ее щекам текут слезы.
– Райдер, – быстро произнесла она.
– Да, Надя.
– Я люблю тебя.
Ладно, подумал он, расплываясь в улыбке, мне стоило начать с этого.
– Я знаю, милая. Это я знаю. Но что я должен знать точно, это уверена ли ты в том, что хочешь остаться. Я понимаю, как много значила для тебя эта работа…
Она не дала Райдеру договорить, приложив палец к его губам, и он едва удержался, чтобы не схватить его ртом.
Чтобы не искушать судьбу, Надя убрала палец и положила ему руку на грудь туда, где билось сердце.
– Я прилетела туда и дошла до самой стойки ресепшен, но не смогла зарегистрироваться. Я не могла заставить себя поверить в то, что действительно должна быть в этом месте. Ни одно решение не давалось мне так легко, как решение вернуться сюда. К тебе, Райдер. Чтобы сказать тебе…
– Я тоже люблю тебя, Надя.
Теперь настала очередь Нади светиться от радости.
В этот миг Райдер Фицджеральд – этот давно потерявшийся субъект – нашел себя.
Потому что нашел ее.
И теперь никогда не даст ей уйти.
На этот раз поцелуй был медленным, глубоким, лишившим ее способности думать и вознесшим на вершину чувства. Потому что впервые с тех пор, как он ее встретил, все, что у них было, – это время. Годы. Вечность.
А потом лифт тронулся.
Надя взвизгнула, по крайней мере, Райдер так думал.
– Он работает! – смеясь и вертясь на месте, воскликнула она. – Я пробыла здесь почти год, и он ни разу не работал.
– Это знак.
– Того, что обслуживающая компания вняла мольбам Амелии?
– Того, что эта сонная махина хочет, чтобы мы остались здесь. Вместе. С одним условием, – сказал Райдер, указывая пальцем на лифт, который, скрипя всю дорогу, вползал на первый этаж. – Никаких занятий танцами. Никогда.
– Идет, – согласилась Надя, обнимая его за пояс. – Но покачаться-то мы можем. Это у нас хорошо получается.
– Да, – отозвался Райдер, – качаемся мы хорошо.
Лифт с грохотом остановился, и Райдер, распахнув двери, впустил в лифт солнце.
Оказавшись на улице, Надя раскинула в стороны руки, на каждой из которых болталось по сумке, и, закрыв глаза, вдохнула полной грудью.
– Кажется, начался какой-то новый день. Правда?
– Новая жизнь, – поправил он.
Она взглянула на Райдера с томной улыбкой, напоминавшей о жарких телах и прохладных простынях, и сказала:
– У меня есть пара часов, пока не начнутся занятия для взрослых.
Он так громко засмеялся, что его смех эхом отразился от соседних домов.
– Ну ты и артистка. Значит, работа у тебя уже есть.
Она пожала плечами. А потом сказала:
– На время. Пока я не найду настоящую. Которую хочу.
Райдер взялся за ее шарф и, обмотав его вокруг Надиной шеи, потянул ее к себе.
– Конечно. А… пока? – спросил он так, что только она одна могла его слышать.
– Не знаю, может, погуляем? Или выпьем кофе?
– Я думал, ты его терпеть не можешь.
– Когда я это говорила?
– В первый день. Когда я пригласил тебя. Да вы обманщица, мисс Надя.
– Ха! Я в жизни не обманывала. Просто ты… ты сразил меня.
– А теперь?
– Ты по-прежнему сражаешь меня наповал. Ты самое большое потрясение в моей жизни.
Надя поцеловала его, и это было глубоко, по-настоящему, гораздо больше, чем просто потрясающе.
– Я знаю тут одно место, где продают еду навынос. Они еще сдают комнаты над пабом. Это тут за углом.
– С превеликим удовольствием.
Райдер предложил ей согнутую в локте руку, и Надя оперлась на нее, положив голову на его широкое плечо. Они пошли по узкой Ричмонд-стрит под нежными лучами солнца, пробивавшегося сквозь рваные облака.
Эпилог
Надя пробралась сквозь стопки штукатурных плит и пластиковой пленки, свисавшей с лесов, и, выйдя из дверей на третьем этаже, стала спускаться по лестнице старого здания на Ричмонд-стрит, которое теперь называла своим домом.
С площадки второго этажа она через открытый дверной проем заметила Амелию, проводившую занятия во временной студии, пока компания Райдера доделывала новую студию пластических искусств неподалеку от его прежнего дома в Брайтоне.
Амелия, бившаяся с группой подростков, которых, очевидно, привели на занятия насильно, чтобы подготовить к выпускному, жестом позвала Надю к себе с молчаливой просьбой: выручай! Но Надя отмахнулась от ее призыва.
Потуже замотав толстый шарф, она вышла из свежевыкрашенных дверей и сбежала по ступенькам. Надя дошла до конца дорожки и в очередной раз восхитилась, каким теплым выглядел дом даже сейчас, зимой, с расчищенным фасадом, окнами без решеток и аккуратным рядом яблонь, высаженных перед входом.
Сунув руки в карманы, Надя гордо задрала плечи и взглянула вверх на арочные окна третьего этажа. Первое, где она любила сидеть, придумывая, что они будут делать в выходные. Второе, прямо напротив их огромной кровати, которую привезли в первый же вечер после того, как дом стал официально принадлежать им. И третье, наилучшим образом освещавшее старый чертежный стол Райдера, который раньше принадлежал его матери.