Джоанна Нельсон - Обычная история

— С моими нервами все в порядке. А вот у вас, мадемуазель, с этим, кажется, проблемы! — произнес Дэн совсем другим голосом, и его взгляд потух.

А Брук неожиданно ощутила муки совести. Если бы он продолжил обмен колкостями, все было бы по-другому, но сейчас Дэн показался ей совершенно изможденным. Словно лимон, из которого выжали все соки. Господи, какая она глупая. Он такой усталый. И несчастный, а она затевает глупый разговор, который только добавляет масла в огонь его недовольства и провоцирует его на грубость и на ссору.

— Прости… Я… Я не хотела говорить это.

— Слишком быстро сдаешь завоеванные позиции.

— У нас разве война? — тихо спросила Брук.

Дэн молчал. Его раздирали противоречия. Брук была то милой и игривой, то колкой, как ежик, то нежной и беспомощной. Он же всего лишь полицейский, которому она доверила свою жизнь и безопасность. И он хотел ее, несмотря ни на что… Дэн взглянул на лицо Брук, которая сейчас показалась ему совершенно несчастной. Господи, где взять сил, чтобы противостоять самому себе? Внутренняя борьба изматывала так, как не могли измотать сутки работы.

— Это ты меня извини, что сорвался.

— Ладно, забыли. Так как же бисквит? Он удался. Месье Хоук, вы будете бисквит? — почти официальным тоном спросила Брук и тут же подумала, что Дэн захочет продолжить войну и ответит, что лучше умрет с голоду, чем согласится отведать ее бисквит.

Но ведь это не какой-то там роман, где бушуют совсем другие, книжные чувства, и умирать от голода, лишь бы ей напакостить, Дэну вряд ли захочется.

— Буду, — отозвался он.

Дэн принял оливковую ветвь мира. То есть ореховый бисквит мира.

Следующий день был похож на предыдущий. Все шесть дней, как братья-близнецы, за исключением того, что теперь у Брук стали сдавать нервы. Все утро, пока не было Дэна, она думала о том, что происходит. Иногда Брук кидалась из крайности в крайность: от решения немедленно уехать, пока его нет, до того что она при его появлении закатит слезливую истерику и потребует все прекратить.

Потом она попыталась разобраться в себе, в собственных чувствах и достигла определенных успехов, хотя до полного самоанализа было еще далеко.

Дэн нужен ей — к такому невероятному выводу пришла Брук. Она даже не могла на него долго сердиться. Не могла и все! С того мгновения, как он привез ее в свой дом и заявил, что теперь Брук под его охраной, что-то мгновенно и бесповоротно изменилось. Он перестал быть просто посторонним, абсолютно чужим человеком. С того самого мгновения он стал причастен к ее судьбе, к ее чувствам. Он стал причастен к Брук. Это было не слишком приятное открытие — пугающее и тревожное. Брук взглянула на софу, где спал Дэн. А может, это случилось гораздо раньше, как только она увидела его… А может, они оба шли к этой встрече всю жизнь?

За эту неделю она узнала о нем столько всего, что становилось даже страшно. Она знала, что Дэн всегда с утра недоволен жизнью, что он обожает выпечку и что у него есть дурацкая привычка комом бросать мокрое полотенце в ванной. Иногда она наперед угадывала, что он сделает, или скажет, или какова будет его реакция на что-то…

Господи, она знала, как он пахнет, как дышит, как двигается, как растягивает слова, когда ехидничает, как улыбается и как у него темнеют глаза, когда он целует ее… Все! Стоп! Это воспоминание было совсем лишним. Брук вовсе не заказывала такие знания, она их не хотела. Просто все так получилось и с этим нужно смириться… О господи, кого она обманывает! От его поцелуев и прикосновений в ней пробуждался такой вулкан, что ей самой становилось страшно. И хуже всего то, что в эти моменты она абсолютно не могла контролировать себя. Интересно, у Дэна с Нади все происходило точно так же? Боже, о чем она только думает? Она не хочет, не желает не только это знать, но даже думать об этом. Брук обхватила голову ладонями и помотала из стороны в сторону. Хорошо, хоть Дэн ее сейчас не видит, а то он бы решил, то она немножко двинулась от долгого сидения в его квартире!

Дэн снова припозднился, но, кажется, у него это вошло в привычку. Потом отказался от ужина, сказав, что сыт. Вот это было что-то новенькое.

— Ты посвящаешь своей работе слишком много времени, — разочарованно заметила Брук.

— Лучше это, чем посвятить жизнь изучению литературы гвинейского племени…

— Русской литературы, — поправила его Брук. — И я по-прежнему не понимаю, что здесь плохого.

Так она бросила пробный камень. Это было довольно рискованно, ведь в прошлый раз именно так началась ссора, но Брук должна была проверить правильность своих догадок. Если Дэн попытается малейшую мелочь раздуть в скандал, значит, он искусственно пытается нагнетать обстановку для того, чтобы держать ее на расстоянии.

— По-моему, ничем не хуже, чем твоя дурацкая работа.

— Моя работа вовсе не «дурацкая»! — уже с напряжением в голосе сказал Дэн и выжидающе уставился на Брук, словно ожидая ответного хода.

О, она все-таки оказалась права! Он просто трус, боится, что она попробует навязаться ему.

— Ты мог бы вести себя как нормальный человек, а не пытаться мне досадить, — сухо сказала Брук, и Дэн замер.

— Что это значит? — зловещим тоном поинтересовался он.

— Только то, что, если ты не хочешь со мной общаться, тебе просто достаточно мне сказать об этом, а не хамить! И, кстати, сегодня твоя очередь мыть посуду! — мстительно добавила Брук. Ужасный, закоренелый трус!..

— Но ведь я не ужинал.

— Все равно твоя очередь!

Когда Дэн вымыл посуду и пришел в гостиную, Брук сидела на софе и делала вид, что читает. У нее снова было несчастное лицо, и Дэну почти физически стало больно оттого, он делает Брук несчастной. Коварные слова сожаления застыли на губах. Нет, нельзя проявлять мягкости. Потом станет еще хуже! Дэн включил телевизор и нашел канал, транслирующий футбольный матч. Дэн не слишком жаловал футбол, но уселся основательно и сделал вид, что ему страшно интересно.

— Не мог бы ты сделать звук тише, я читаю, — предельно вежливо спросила Брук.

— Неужели Пушкина? — ехидно осведомился Дэн, и Брук поняла, что даже мойка посуды не остудила его, как она надеялась. Он снова провоцирует ее, пытаясь закончить начатое, то, что не сумел вчера. — Или одну из тех книжонок, которыми завалена твоя квартира?..

— Что? — зловещим тоном поинтересовалась Брук.

— Теперь я знаю, откуда идут эти фантазии. От этого увлечения любовной ересью!

Эти слова оскорбили Брук до глубины души.

На этот раз он слишком далеко зашел! Брук, добрейшее и милейшее существо, охватило бешенство.