Виктория Лайт - Люблю и ненавижу

Молодец, девочка! – подумал он. На этого негодяя может подействовать только равнодушие.

– Поздравляю тебя, – промямлил Эд. – Я рад, что у тебя все так хорошо сложилось…

– Но вы не ответили на мой вопрос, – настойчиво продолжил Джеймс.

– Вы все знаете сами, – с раздражением проговорил Салливан. – У нее была истерика, и ее надо было успокоить. Я взял распространенное лекарство и сделал укол. Сознаюсь, я поступил неправильно. Но я так торопился, меня же ожидала прелестная дама…

Он масляно скользнул глазами по Карен. Она чуть сморщилась. Сейчас было смешно вспоминать, что на протяжении долгого времени та ночь была для нее единственным источником радости.

– Но вы же знали об аллергии Ланы, – проговорил Джеймс с видимым спокойствием, хотя внутри у него все кипело от злости и ненависти.

– Она ничего не сказала мне, когда поступила в больницу, – пожал плечами Салливан. – Лишь девушке из регистратуры, которая заполняла ее карточку.

– Да? – деланно удивился Джеймс. – А я-то думал, что вам это должно быть давным-давно известно. Разве не вы делали ей когда-то подпольный аборт?

Карен никогда не видела, чтобы лицо здорового человека приобретало мертвенный оттенок с такой скоростью. Краска моментально отхлынула от щек Салливана, его губы задрожали. Безучастный тон Джеймса только подчеркнул страшное значение его слов.

– Я… я ничего такого не делал, – произнес Салливан, заикаясь. Он еще пытался бороться.

– Неужели? Может быть, и не вы были отцом ребенка?

– Вы… вы что-то путаете…

Салливан стал медленно подниматься.

– Сядьте на место, – приказал Джеймс. – Я ничего не путаю. Из надежных источников мне известно, что в семнадцать лет Лана Миквуд была от вас беременна, и вы сделали ей аборт, что, между прочим, запрещено законами нашего штата. Операция прошла неудачно, и Лана потеряла способность иметь детей.

Джеймс говорил четко и размеренно, и с каждым словом Салливан сгибался все ниже и ниже.

– М-может быть, – пробормотал он, когда Джеймс закончил. – Да, вы правы. Когда-то мы с Ланой… но я не узнал ее, когда встретил в больнице. Только потом, когда она умерла, я вспомнил… это произошло гораздо позднее.

Эд торопился и проглатывал окончания. Он смотрел то на Карен, то на Джеймса, словно проверяя, какое впечатление на них оказывают его оправдания.

– Как интересно, – усмехнулся Джеймс. – Значит, вы вспомнили Лану позднее. Очень может быть. Но тогда мне неясен один момент. О каком тогда ребенке, которого якобы потеряла моя жена, вы мне говорили? Ведь она же в принципе не могла иметь детей.

На Салливана было жалко смотреть. Карен отвернулась.

– Вы приносили мне соболезнования и все время знали, что моя жена не была беременна, – неумолимо продолжал Джеймс.

– Это она! – вдруг выкрикнул Салливан. – Это она меня заставила! Я не хотел, но она сказала, что испортит мне жизнь! Она собиралась всем рассказать о том аборте! Она шантажировала меня…

– Погодите, – нахмурился Джеймс. – Лана заставила вас сказать мне, что она потеряла ребенка?

– Да-да, – Салливан отчаянно закивал головой. – Я сначала не хотел, ведь очень трудно скрыть от всего медперсонала что-то, касающееся пациента, но она угрожала мне. Вы даже не представляете себе, что она говорила! Ей обязательно было надо, чтобы врач официально подтвердил выкидыш. Ей не к кому было пойти, кроме меня…

– Значит, вся эта авария была специально спланирована?

– Да не было никакой аварии! – взорвался Салливан. – Она просто приехала ко мне и предложила этот план. Я сопротивлялся, правда, сопротивлялся, но она грозилась разрушить мою карьеру, и она действительно смогла бы это сделать. Лана была способна на все, я-то ее хорошо знаю…

Неподдельное отчаяние звучало в его голосе.

Господи, что за несчастная жертва обстоятельств, вздохнула про себя Карен. Ее отвращение к Салливану возрастало с каждой секундой. Кто бы мог подумать, что человек способен так опуститься.

– Итак, Лана вам угрожала, – задумчиво повторил Джеймс.

Эд затряс головой, подобострастно заглядывая ему в лицо. Неужели ему удалось убедить его?

– И вы решили небольшим укольчиком навсегда закрыть ей рот.

Салливан замер на месте. Карен стиснула руки с такой силой, что ногти больно впились в ладонь.

Пожалуйста, пусть это будет неправдой, взмолилась она про себя. Пусть это будет ошибкой, халатностью, чем угодно, но только не преднамеренным убийством. Пожалуйста…

– Нет, нет, – залепетал Салливан. – Это получилось случайно… я не хотел. Я очень устал, ведь мне пришлось дежурить одному всю ночь, я не хотел, чтобы лишние люди знали о том, что Лана здорова и был совсем один… я совсем забыл о том, что у нее аллергия… я…

Он корчился на стуле и бессвязно бормотал слова оправдания. Карен внезапно стало страшно. Неужели этот человек действительно все рассчитал? И то, что не любящий жену Джеймс не будет настаивать на расследовании, и то, что преданная ему Карен постарается защитить его… Ведь Лана наверняка рассказала ему о подробностях своей «счастливой» семейной жизни, а что касается лично ее, Карен Кордейл… Она всеми возможными способами давала ему понять, что пойдет за ним и в огонь и в воду. И ведь на самом деле пошла…

Нет, невозможно. Хладнокровный расчетливый убийца, умелый манипулятор человеческими слабостями и поступками? Или просто слабый перепуганный человек, ставший жертвой рокового стечения обстоятельств?

Карен невольно усмехнулась. Жертвой Эда никак нельзя было назвать, ведь он так легко отделался. За него расплатились другие, она и Лана. И Джеймс…

– Вы ничего не сможете доказать! – выпалил Салливан. – Карен никто не поверит! Я ни в чем не виноват!

Его глаза сверкали, и он напомнил Карен загнанную в угол крысу. Пожалуй, в таком состоянии он способен на все…

– А я и не собираюсь ничего доказывать, – сказал Джеймс безо всякого выражения. – Но поверьте, что и без официального разбирательства в моих силах превратить вашу жизнь в ад. Такие люди, как вы, опасны для общества.

Спокойный голос Джеймса действовал эффективнее любых громких угроз. Лицо Салливана посерело.

– Пойдем, Карен. – Джеймс поднялся.

Девушка встала вслед за ним. Салливан пугал ее. Казалось, что он вот-вот бросится на Джеймса с кулаками.

– Помните мои слова, доктор Салливан, – сказал Джеймс подчеркнуто вежливо, но у Карен мороз пошел по коже от такого тона.

Они вышли из пиццерии, и последнее, что Карен увидела – это полные злобы и отчаяния глаза человека, которого она когда-то безумно любила.

– Знаешь, он по-настоящему испугал меня, – шепнула она Джеймсу, когда они шли к стоянке машин.