Вера Армстронг - Из тени в свет...

И вот она наконец стоит перед его дверью и поднимает руку, чтобы позвонить. При этом замечает, что рука ее дрожит, что костяшки пальцев на руке белые… С замиранием сердца она нажимает на кнопку звонка. И вдруг вспоминает, как они лежали с Кеном в постели и ждали, когда Джанет перестанет звонить в дверь и уйдет.

Джанет всегда звонила условным образом, и то же самое сделала теперь Ингрид, чтобы Кен не вздумал смотреть в глазок. Ему ведь может показаться, что перед ним кто-то незнакомый, и вполне вероятно, что тогда он не откроет дверь, чтобы не общаться с неизвестным «доброжелателем».

Холодея, она подумала о том, что Кен посмотрит в глазок. И впервые осознала, что, увидев, он может воспринять ее, как чужого человека.

Она представила, что он смотрит на нее, и ее охватила дрожь. Хватит ли у нее духу сказать ему простое: «Привет!» — и посмотреть ему в лицо? Ингрид расправила плечи. Долой трусость! Пусть она заикается, запинается… Это не имеет значения! Она посмотрит ему прямо в глаза и скажет, что никогда не считала его неполноценным человеком и, конечно же, всегда желала ему выздоровления.

Кен открыл дверь прежде, чем она успела внутренне подготовиться к встрече с ним. Он взглянул на нее. Она попыталась что-то сказать, но вместо слов издала какое-то жалобное восклицание.

Кен не произнес ни слова. Он просто схватил ее за руки и сделал шаг назад. Ингрид последовала за ним. А он все смотрел на нее, не выпуская рук. Затем отвел в сторону и рывком закрыл дверь.

Его пальцы еще крепче сжали руки Ингрид. Они показались ему ледяными. Они тоже дрожали, или его дрожь передавалась ей? Ее мягкие бледные губы прижались к его губам. Она смотрела на него своими огромными карими глазами, в которых читались затаенный страх, невысказанные вопросы и отчаяние. Ему хотелось развеять этот страх, ответить на все ее бесконечные вопросы и прогнать прочь отчаяние. Но он видел ее впервые, и не мог вымолвить ни слова.

Волосы у нее были насыщенного кофейного цвета. Они ниспадали на плечи, на джинсовую куртку, сплошь покрытую высохшими солеными морскими брызгами. С матово-бледного лица на него смотрели прекрасные карие глаза. Такой благородной, такой одухотворенной красоты он еще не встречал.

Кен попытался заговорить, но спазм перехватил ему горло. Он продолжал смотреть на Ингрид, словно впитывая ее в себя. Разве можно назвать ее обыкновенной? Разумеется, и сама она так о себе не думает. Перед ней тускнели все его воображаемые блондинки, словно старая выцветшая фотография. Она была теплая, живая, трепетная… Ингрид! Он вдыхал сладкий аромат ее кожи.

— Я… Ингрид! — шепотом произнесла она. Кен прикрыл глаза. Затем отпустив руки, он схватил ее за локти, слегка встряхивая.

— Господи! Неужели ты думала, что я не узнаю?

— Я… — Она покачала головой. — Ты так на меня смотришь…

— Я так на тебя смотрю, потому что ты самая… — Голос его дрогнул. — Самая красивая женщина из всех, кого я когда-либо видел, — закончил он уже тихо и даже словно бы испуганно.

— Я… в самом деле?

— Да. Ты… в самом деле…

Он выпустил ее руки, сделал шаг назад и откашлялся. Он не смог бы ей объяснить, какое впечатление она произвела на него с первого взгляда. Она так отличалась от того, какой он ее себе представлял… В ней было так много… всего.

— Ты…

— Не блондинка.

— О Боже! — Его охватил гнев, вызванный тем, что в такой патетический момент она в состоянии вспоминать о столь незначительных вещах. — Блондинка? — вскричал он. — Блондинка? Какое это вообще может иметь значение? Думаешь, это для меня так важно? Полагаешь, что я настолько ограничен? Такого ты обо мне мнения? Поэтому ты от меня убежала? Ингрид, я…

Кен не договорил, потер глаза и прошелся по комнате.

— Я хотел быть с тобой, ты это знаешь. — Руки его непроизвольно сжались в кулаки. — Нет. Это не то, что я хочу сказать. Ты мне нужна, Ингрид. Ни один человек никогда мне не был нужен так, как ты. Как же я мечтал о тебе, когда в больнице меня поместили в палате без окон. Ко мне возвращалось зрение, и нужно было предохранить глаза от воздействия света после многомесячной слепоты. Но и там я не чувствовал себя в безопасности, ибо меня объяла внутренняя пустота. Это случилось тогда, когда ты отказалась меня навестить. Поверишь ли, но я уже был близок к тому, чтобы поставить крест на всем их лечении. Хотел рискнуть, хотя понимал, чем рискую: невесело всю жизнь ходить, нащупывая дорогу белой тросточкой. И я бы так и сделал: ушел бы оттуда, чтобы отправиться на поиски тебя… Но тут вмешалась Джанет, которая не выходила от меня целых три дня. Ты говорила, что любишь меня! Так как ты могла поступить со мной подобным образом? Ради Бога, скажи, почему? Это все, что мне нужно знать. Почему?

Ингрид стала белой как мел, глаза ее наполнились слезами, и они потекли по щекам. Потом она подняла голову, глядя ему прямо в лицо, шагнула вперед и остановилась в трех шагах от него.

— Я не пришла к тебе потому, что испугалась. Сначала я боялась за себя, затем, позже, по здравом размышлении, я начала бояться за тебя. Я люблю тебя, и потому решила быть подальше от тебя. Потому что знала, что тебе нужна не такая женщина, как я.

— Не такая женщина? Как ты можешь нести подобную чушь? Ты же помнишь наши планы на будущее. В ту последнюю ночь мы говорили о твоей возможной беременности. Ты сказала, что при благоприятном стечении обстоятельств хотела бы, чтобы я стал отцом твоих детей. И когда время это уже было не за горами, и нам оставалось только протянуть руку, чтобы взять то, что положено, в тот момент ты меня оставила. Когда я в тебе больше всего нуждался, ты бежала от меня на яхте под парусами!

— Нет… Тебе нужна была… мечта.

Ингрид говорила едва слышно, запинаясь. Но постепенно голос ее окреп. Она вытерла слезы на щеках тыльной стороной ладони.

— Я нужна была тебе такая; какой ты меня выдумал, — продолжала Ингрид. — Какой я тебе казалась. Очень жаль, что ты во мне ошибся — по моей вине. И сейчас я здесь потому, что мне необходимо это тебе сказать. Я хочу, чтобы ты понял, что тебе нечего ждать, что я не могу тебе ничего предложить. Моя вина состоит в том, что у тебя возникло обо мне ложное представление. Я всегда знала, что не смогу быть тем, в чем ты нуждаешься. Я никогда не сумею стать такой.

— Черт возьми, но ты же могла, когда хотела!

Ингрид сделала судорожный вдох.

— Да. Я была твоим другом, и потому могла и должна была быть такой. Мне очень жаль, что я не оправдала твоих надежд.

— Ты была мне не другом, а любовницей! И ты была мне необходима такой! — Она хотела что-то сказать, но Кен предупредительно поднял руку. — Нет! Я не о том, о чем ты подумала. Я вовсе не стремился к тому, чтобы ты спала со мной в больничной палате. Ты была мне нужна для того, чтобы вместе со мной ждать… и бояться. Ты была мне нужна в те дни для того же, для чего ты мне нужна сейчас, и будешь нужна до конца жизни… Для того чтобы разделять со мной окружающую меня тьму и освещать ее.