Дана Хадсон - Взаимный обман

Еще в коридоре она услышала резкий незнакомый голос, безапелляционно вещавший:

— Все должно приносить доход! Поэтому я считаю, что…

Хелен догадалась, что голос принадлежит их новой родственнице, по всей видимости очень уверенной в себе даме.

Войдя в гостиную, оформленную в стиле барокко, то есть несколько пестро и легкомысленно, она увидела забавную картину. Посредине комнаты, будто держа военный совет, за большим круглым столом собралась вся их семья. Рядом с Эдуардом, восседавшим по правую сторону от графской четы, сидела пламенеющая Реджина, которой было явно стыдно за свою беспардонную мать.

Хелен поздоровалась, прерывая громкие указания миссис Хейл. Та величественно кивнула ей в ответ и продолжила:

— Итак, я считаю, что эти старые конюшни нужно немедленно снести и вместо них построить приличные гаражи.

Хелен перевела взгляд на отца. Он сидел не менее красный, чем Реджина, и цвет его лица стремительно приближался к багровому. Увидев во взгляде дочери явное недоумение, он наконец сердито произнес:

— Уважаемая миссис Хейл! Несмотря на то что ваша дочь… — он выделил эти слова, — стала женой моего сына, это не дает вам никакого права вмешиваться в нашу жизнь. И что мне делать в собственном поместье, решать буду только я! Не забывайте, что граф Линдхерст — это я!

Миссис Хейл опешила и несколько раз открыла и закрыла рот, как выброшенная на берег рыба. Наконец, несколько опомнившись, проверещала:

— Если вы так относитесь к своим новым родственникам, то ноги моей больше не будет в этом доме! И наших денег — тоже!

И, величественно поднявшись, она промаршировала из гостиной прочь, ожидая, что сейчас все кинутся ее уговаривать сменить гнев на милость. Но никто из семейства графа Линдхерста не подумал и шевельнуться. Лишь Маргарет выразительно подняла глаза к небу, выражая свое отношение к происходящему. Миссис Хейл, дойдя до порога, по привычке обернулась и скомандовала:

— Реджина, собирайся, ты поедешь со мной!

На это Эдуард с достоинством напомнил:

— Реджина теперь моя жена, мэм, и принадлежит нашей семье.

Несколько опомнившись, миссис Хейл заколебалась, но, поскольку идти на компромисс не умела никогда, развернулась и вышла, гордо вздернув нос.

Граф повернулся к желавшей провалиться сквозь землю Реджине.

— Извините, моя дорогая, к вам у нас никаких претензий нет, но будет гораздо лучше, если ваша мать станет появляться в этом доме как можно реже.

Эдуард ободряюще сжал руку молодой жены.

— Не переживай, Редди. — Хелен с трудом удержалась от усмешки. Уж очень нелепо звучало это «Редди». Как собачья кличка. — Мы понимаем, что с матерью тебе не повезло. — И перевел вопросительный взгляд на сестру. — Как твои дела с Винсентом?

Хелен не сразу поняла, о чем ее спрашивают, уж слишком резким был поворот от семейства Хейлов к ней.

— Что? А, нормально.

— Что значит нормально, Хелен? — спросил отец. — Скоро платить налог на наследство, а у нас, как у большинства британской аристократии, много недвижимости, но мало денег. Если мы с этим не справимся, то придется расстаться с Линдхерстом.

Реджина встрепенулась.

— Как расстаться с Линдхерстом?

Граф с грустной улыбкой признал:

— Очень просто. Так что, если вы, милое дитя, вышли замуж за Эдуарда с целью стать наследницей поместья, то это вам вряд ли удастся. Особенно теперь, когда ваша мать по сути лишила вас приданого.

Реджина пренебрежительно махнула рукой.

— Она не может лишить меня приданого. Оно завещано мне дедом. И перешло бы мне, если бы я не вышла замуж до двадцати пяти лет. Но поскольку я вышла, то оно переходит моему мужу. А приданое, которое выделяет мне отец, мама может задержать, конечно. Если отец позволит. Но оно не такое уж и большое — миллионов сто, не больше.

Несколько ошалевшее от прозвучавшей цифры семейство графа переглянулось.

Эдуард напряженно спросил:

— Редди, а какое у тебя приданое? Я, если честно, этим не интересовался.

Реджина напряглась, припоминая.

— Понимаешь, оно состоит из нескольких частей. Одна, которая лежит в одном из швейцарских банков, мне известна — там полторы сотни евро.

У графа вытянулось лицо.

— Полторы сотни?

Реджина поправилась:

— Миллионов, естественно. Еще одна часть в Национальном банке Америки, ее контролирует отец. Он должен передать ее моему мужу сразу после свадьбы. Еще одна вложена в ценные бумаги, но, сколько она сейчас стоит, я не знаю.

Граф вытер выступившую на лбу испарину.

— Ну что ж, если ты не против заплатить налоги из этих денег, то Линдхерст спасен.

Реджина пожала плечами.

— Видите ли, я же сказала, что этими деньгами распоряжается мой муж. Моего согласия не требуется.

Мужчины переглянулись.

— Ну что ж, если тебя и в самом деле не волнуют такие вещи, то мы, пожалуй, и сами сможем во всем разобраться.

Реджина усиленно закивала.

— Да, конечно. Меня это вполне устраивает! — И одарила Эдуарда такой улыбкой, что все за столом почувствовали себя лишними.

— Ну и чудно! — Графиня встала из-за стола, подавая пример остальным. — Думаю, мне пора заняться хозяйством.

Домочадцы разбрелись кто куда, а Хелен с сестрой отправились за матерью.

Устроившись в будуаре графини, Хелен огляделась.

— Мама, ты все-таки не захотела обосноваться в королевских апартаментах?

Графиня пренебрежительно фыркнула.

— Чего ради я буду жить среди аляповатой роскоши? Там, кстати, гораздо больше нравится Реджине. Пусть она их и занимает.

Маргарет с пренебрежением заметила:

— Как все-таки эти американцы дурно воспитаны!

— Ты о ком? О Реджине или о ее матери? — уточнила Хелен.

— О миссис Хейл, естественно. Столько самодовольства! И такой апломб!

— А в тебе говорит снобизм! — поддела Хелен сестру. — Впрочем, он у вас одинаковый — только у нее он от излишка денег, а у тебя от излишка голубой крови.

Маргарет рассмеялась.

— О да, кровь у меня голубая! Знаешь, как на меня смотрит Реджина? С восхищением! Не вру, ей-богу!

— Ладно, девочки, хватит баловаться. — Графиня сосредоточенно просматривала поступившие за неделю счета. — Наконец-то эти бумажки не внушают мне священного трепета. И уже за одно это мы должны быть благодарны нашей дорогой невестке. Но все-таки что ты намереваешься делать с Винсентом? Острая нужда в твоем замужестве отпала, но неужели ты не хочешь стать герцогиней?

Хелен тихо вздохнула. Она не хотела быть герцогиней. Но вот тот, за кого ее звало замуж сердце, категорически отвергался разумом.