Энн Лоуренс - Жаркий поцелуй

— А я думала, ты сначала отказался.

— Отказался. Потому что хотел тебя и понимал, что мне будет нелегко. Я знал, что со временем желание только усилится… Я, конечно, справлялся, Скотти, но мне было нелегко. Потому что каждый день, каждый час мне хотелось расстегнуть, раздеть тебя, как сейчас.

Кэл все смотрел на оставшиеся пуговицы на ее рубашке. Скотти же разглядывала его опущенные ресницы. Какие пушистые! Медленно, ожидая ее реакции, он вытянул пуговку из петли. Затем другую. По мере того как его руки продвигались вниз, лицо его становилось серьезнее. Рука скользнула под рубашку и легко провела по груди, коснулась соска только подушечками пальцев, каждый палец по очереди. Как Скотти и предполагала, он знал, что делает, гладя ее, чутко улавливая ответные движения; наконец ее грудь окутало тяжелое тепло его ладони, чуть более жесткой и шершавой, чем кончики пальцев.

— Я хочу тебя, — сказал Кэл. — Я так долго мечтал о тебе, так хотел быть с тобой. Здесь.

Ночные шорохи и звуки из открытого окна, на котором слегка колыхались легкие занавески, составляли прекрасный аккомпанемент его ласковому шепоту.

Наконец он раздвинул полы ее рубашки, обнажив грудь.

— Розовый, словно бутончик. Мой бутончик.

Он склонился к ее груди и поцеловал ее, облизывая языком и нежно посасывая.

Скотти почувствовала, как ее спина сама собой изогнулась от наслаждения; колени стали ватными. Кэл же подхватил ее и опустил на роскошную постель. Да он не только целуется лучше всех на свете, подумала Скотти. Она была готова со всей прилежностью ученицы перенимать его опыт. У нее было такое чувство, словно внутри ее тела разворачивается давно заржавевшая пружина, как в часах, которые долго не заводили.

Падая на свои «ванильные» простыни, на вздымающуюся в изголовье стопку подушек, Скотти потянула его за собой. Он опустился, накрыв ее тело своим. Она почувствовала на себе желанную тяжесть и с удовольствием ощутила покалывание его жестких курчавых волос на своей гладкой коже. Кэл, неотразимый Кэл, который с легкостью кружил головы, как будто не замечая внимания к нему самых разных женщин, был поглощен ею одной.

Он покрывал ее поцелуями, то горячими и требовательными, то легкими и нежными. Скотти чувствовала, как меняется его настрой. В какие-то минуты он безрассудно стремился воплотить все то, о чем, по собственному признанию, он так давно мечтал. Долгие часы на мотоцикле, одинокие ночи на диване в гостиной, образы, которые против воли заполняли его сознание, сейчас заставляли его искать немедленного удовлетворения желаний. Тогда он становился агрессивным, требовательным и восхитительно умелым.

А потом вдруг его поведение менялось, и он превращался уже совсем в другого Кэла, который выхаживал щенков и врачевал раны. Сейчас он заботился о ней. Он хотел ее. Жажда обладания ею чувствовалась в его долгих глубоких поцелуях, в каждом соприкосновении его твердого горячего тела с ее телом. Да, врожденная чувственность была не менее характерной его стороной, чем нежность. Только железная выдержка могла обуздать его неукротимый голод.

Ласки его становились все горячее. Его большие искусные руки умело справлялись со своей задачей, в то же время запоминая, какие именно движения доставляют ей удовольствие. Каждое его прикосновение без слов говорило о его собственной страсти. Его соблазнительно выпуклая нижняя губа мягко тронула ее рот, затем быстро переместилась ниже, провела по ключицам, по холмикам грудей.

Блаженно откинувшись назад, принимая ласки, переходящие к активным действиям, Скотти познавала приливы и отливы вечного моря любви. Но по мере того как его опытные руки гладили и возбуждали ее тело, в сознании ее рождалось иное желание. Она хотела, чтобы Кэл перестал сдерживать себя. В то время как он прилагал отчаянные усилия к тому, чтобы заботиться о ней, Скотти не менее отчаянно желала, чтобы он перестал противиться, покорился своей страсти.

Конечно, она не знала всего, что знал он. Но она ощущала, как в ней пробуждается ее собственная чувственность, о существовании которой она даже не подозревала раньше. Чувственность, которую вызвали к жизни руки Кэла, скользящие по ее чуткой коже, мягкие подушечки его пальцев, жестковатые ладони, изредка царапающие мозолью.

Его руки нежно, но уверенно притрагивались к жаждущим прикосновения изгибам ее бедер, холмикам ягодиц, трогательной выемке чуть ниже талии. Они искали и в то же время дарили наслаждение. Потом, когда она застонала, место его чудных рук заняли губы, язык, поросшие жесткой щетиной щеки.

Скотти казалось, что она сходит с ума.

Она снова откинулась назад, с восторгом постигая его тонкую науку.

Он немного помедлил, ожидая от нее знака, потом уверенно перешел к более смелым ласкам.

— Счастье мое, — сказал он в ответ на ее стон. — Счастье… — повторил он шепотом, принимая ее полную капитуляцию.

Он понял. Ну конечно, понял. Но теперь и она тоже.

Она слышала его учащенное дыхание, видела его глаза, которые, казалось, прожигают ее собственные голубым огнем. Он приподнялся, опираясь на руки, и, передвинувшись, нашел еще один укромный уголок, чуткий комочек плоти, надежно спрятанный в складках кожи.

— Расцветайте, розочки, — нежно произнес он, погружаясь в шелковистую мягкость ее груди, заставляя соски напрячься. Наблюдая, как они «расцветают», он снова поменял тактику.

— Теперь прочь рубашку, моя дорогая, и долой одеяла и подушки. Я хочу видеть тебя совершенно… свободной от покровов.

Скотти потеряла дар речи. Мыслей в голове тоже не осталось, кроме одной — она еще острее хотела заставить его потерять контроль над собой, отказаться от железной выдержки, которая стоила ему нечеловеческих усилий, он так долго сдерживался ради нее. Теперь она хотела, чтобы они тонули в их совместном водовороте — восторженная дебютантка и мастер со стажем.

Скотти совсем не смущала собственная нагота, напротив, она доставляла ей радость. Кэл же использовал их беспорядочные движения, чтобы самому скинуть «боксеры» и заодно сбросить с кровати все подушки и покрывала, превратив их широкое ложе в гладкое кремово-ванильное пространство.

Падая на спину, точно на середину кровати, совершенно обнаженный, он с легкостью подхватил Скотти и поднял над собой. Взгляд его затуманенных желанием глаз был серьезным и обжигающим.

— Тебе лучше быть сверху в первый раз, солнышко. Ты такая маленькая и хрупкая.

Продолжая смотреть ему в глаза, Скотти отрицательно покачала головой.

Он издал хриплый стон и потянулся к прикроватному столику. Она поняла, что он собрался делать. Но та новая Скотти, которая проснулась в ней и которая любила Кэла, не хотела даже самой тонкой преграды между ними. Только не в первый раз. Скользнув под него, пока он тянулся за пакетиком, Скотти протянула к нему руку, провела пальцами по всей длине затвердевшей мужской плоти. Она смотрела ему в глаза, ожидая, чтобы его возбуждение взяло верх над выдержкой, и, когда она добилась своего, в ней поднялась волна искреннего ликования.