Джулия Тиммон - Так задумано свыше

Молчание становится тягостным, а минуту спустя — невыносимым. Прикидываю, что если сама стану спрашивать, желает ли он видеть меня в качестве постоянной спутницы, то лишь все опошлю, может даже спугну его. Из последних сил жду еще минуты две, жестко говорю себе: значит, не судьба, наклоняюсь и резким движением одергиваю штанину.

— Забавно, что мы встретились третий раз не сговариваясь. — Прятать в душе боль невообразимо трудно, но я стараюсь изо всех сил. Уйти лучше легко и без слез, а выплакаться в дамском туалете или даже в такси, если не выйдет дотянуть до гостиницы. В конце концов, страдать из-за этого парня мне не привыкать. Делается смешно. — Три раза! — с улыбкой говорю я. — Четвертого наверняка не будет.

Эдвин, будто с намерением возразить, сжимает губы и хмурится. Больше не в силах мучиться, я вскакиваю, вешаю на плечо сумки и, уже шагая прочь, восклицаю:

— Будь счастлив!

Выбегаю из бара, но приостанавливаюсь у порога от звона бьющегося стекла и женского визга позади. — Смотреть же надо под ноги!

Поворачиваю голову и вижу Эдвина. Он стоит возле стойки, прижимает руку к груди, что-то говорит девице с неестественно белыми волосами и в переднике, склонившейся над грудой разбитых стаканов и чашек, а сам с испугом и тревогой смотрит на выход.

— Кэтлин! — кричит он, замечая меня. — Кэтлин, пожалуйста, подожди!

Девица держит его за рукав и гневно тычет пальцем в кучу стекла.

— Заплатите, потом катитесь на все четыре стороны! Мечтаете удрать, не дав ни гроша?!

— Да нет же, нет! — говорит Эдвин, стуча себя в грудь. — Я на минутку и тут же вернусь. Мне надо догнать одного человека, а то…

— Знаю я вас, таких! — вопит девица. — Сбежите, а мне выкладывай денежки! Нет уж, дудки!

До меня доходит, что приключилось, и я возвращаюсь в бар, спеша Эдвину на выручку.

— Как так вышло?

— Он налетел на меня, вышиб из рук поднос с грязной посудой! — жалуется блондинка, не отпуская рукав Эдвина. — Знаете, на какую сумму тут было стаканов, тарелок и кружек? А моральный ущерб?!

— Кэтлин… — Эдвин, словно не слыша крика, опять смотрит на меня так, будто не знает, настоящая перед ним я или всего лишь видение.

Смеюсь и поднимаю руку, чтобы девица скорее успокоилась.

— Прошу вас, не волнуйтесь. Мы заплатим. — Достаю из сумки кошелек. — Сколько?

Девица задумывается. Достаю три сотни.

— Хватит?

Эдвин спохватывается, с признательностью и нежностью берет мою руку и опускает ее.

— Ну что ты, я сам. — Торопливо достает бумажник, вынимает пять сотенных и кладет их в большой карман на переднике блондинки.

Физиономия девицы расплывается в улыбке, но Эдвин тут же забывает про приключившуюся неприятность, поворачивается ко мне и берет меня за руки.

Замечаю краем глаза, как бармен, довольно улыбаясь, подмигивает мне, едва заметно киваю ему и, затаив дыхание, смотрю на Эдвина.

— Кэтлин… — повторяет он, глядя на меня так, будто уверен, что вовек мною не налюбуется.

— Что? — улыбаясь спрашиваю я. — Я опять что-нибудь забыла? — Черт! Не стоило вспоминать о тех днях, когда между мною и им стояла преграда в виде дурацких перчаток, очков и шляпы. На миг замираю, боясь, что Эдвин рассердится, но он лишь слегка хмурится и улыбается.

— Нет. На этот раз ты ничего не забыла. Забыл я.

Недоуменно изгибаю бровь.

— Точнее, не успел, — поправляется Эдвин. — Кое-что сделать и кое-что сказать.

Он крепче сжимает мои руки, но тут перед нами возникает тучный высокий бородач в клетчатом костюме.

— Ребята, — ворчливо говорит он, — вы или что-нибудь покупайте, или отойдите.

Вспоминаем, что стоим у самой стойки и мешаем другим. Эдвин жестом говорит бородачу «не сердись, старина», и мы, рука в руке, идем из бара прочь.

Только-только закончился дождь, тучи рассеялись, и город освещает вечернее солнце. Останавливаемся на тротуаре, вдоль которого у обочины поджидают клиентов такси. Эдвин берет мою руку, ту самую, на которой белеет шрам, поднимает ее и смотрит на него с любовью и восхищением.

— Я скучал по нему. По нему и по твоей детской улыбке.

Смеюсь счастливым благодарным смехом и напоминаю:

— Кажется, ты сказал, что забыл кое-что сделать и кое-что сказать.

— Серьезно? — с наигранным удивлением спрашивает Эдвин. — Ах да, ну конечно! Сделать — вот что. — Он подносит мою руку к своим губам, прикрывает глаза и осыпает шрам и всю ладонь легкими теплыми поцелуями, от которых у меня внутри вздымается волна столь пьянящего желания, какого с Дугласом я не испытывала даже от намного более откровенных ласк.

Одно такси отъезжает, и на его место становится другое. Таксист кричит сквозь раскрытое окно:

— Эй, Тили-тили-тесто! Вам куда?

Мы с Эдвином переглядываемся. Не отпуская мою руку, он поднимает указательный палец и с хитрым видом произносит:

— У меня есть идея.

Садимся в такси на заднее сиденье, и водитель смотрит на наше отражение в зеркале, ожидая адреса. Эдвин, глядя на меня, произносит название именно той гостиницы, где я поселилась в день нашего знакомства. Водитель заводит двигатель, и машина трогается с места. Смотрю на Эдвина в полном изумлении, а он безмерно доволен собой.

— Ты что, правда тогда следил за мной?

Его брови сдвигаются.

— Что значит «правда»?

Слегка краснею и отвожу от него взгляд.

— Гм… это Мэгги предположила…

Эдвин усмехается.

— Подруга у тебя, конечно, замечательная, но лучше бы ты поменьше слушала ее предположения.

— Любые советы она мне дает из лучших побуждений, — заступаюсь я за Мэгги.

— Может быть. — Эдвин придвигается ко мне так близко, что у меня идет кругом голова. Вдыхаю аромат его одеколона и оттого, насколько он кажется знакомым, приятно покалывает в носу. — Однако давай о твоей подруге поговорим после. — Он пристально смотрит на меня. — Нет, Кэтлин, я не следил за тобой, но почему-то, хоть подстраховался и отправил письма далеко не в один отель, чувствовал, что ты именно в этом. Чувствовал… — Он прикладывает руку к сердцу, а мой взгляд невольно останавливается на его губах. От желания попробовать их на вкус я, кажется, вот-вот потеряю рассудок.

Эдвин наклоняет голову и целует меня. Я представляла себе эту минуту миллион раз, порой настолько ясно, что почти верила, будто все по-настоящему. Но в сравнении с волшебной действительностью мечты становятся жалкими и слишком далекими от правды.

Как я жила целых три года без этого парня и его ласк? Почему не догадывалась с самого начала, что мой мужчина на свете всего один, зачем тратила время и душевные силы на других?