Джессика Харт - Семь лет спустя

Мел шагнул к ней, и Коппер испугалась, что сейчас он ее ударит. Но он круто повернулся и пошел к двери. Выходя, Мел ледяными глазами взглянул на Коппер через плечо.

— Тебе, Коппер, я ничего не даю только потому, что мне ничего от тебя не хочется получить взамен, — с обжигающим презрением процедил он и вышел, громко хлопнув дверью.

— Что с тобой? — охнула Джорджия утром, увидев измученное лицо и поблекшие от тоски глаза Коппер.

— Ничего, все хорошо, — с резиновой улыбкой отозвалась та, хотя в глазах у нее мелькали круги, а сердце сжимала ледяная клешня.

Всю ночь она провела без сна, с тупым отчаянием упершись взглядом в стену. В голове бились и отдавались эхом слова Мела. Бестолковая. Безответственная. Хуже Лайзы. С тех пор как Мел вышел из спальни, она его не видела, но ей и не нужно было его видеть. Теперь, когда ей стало ясно, какого он о ней мнения, надежда разрешить все проблемы в постели показалась Коппер до смешного наивной.

Мел никогда не простит ей происшедшего с Меган, и чем больше Коппер думала об этом, тем больше убеждалась, что он совершенно прав: в Бирраминде от нее нет никакого толку, она явно пришлась не ко двору. Мелу нужна жена вроде Джорджии, а Коппер совсем не такая, как она. Душа Коппер окаменела, но зато теперь она твердо знала, что ей надо делать.

Главное — не обращать внимания на тревожные взгляды Джорджии.

— Как там Меган?

— Прекрасно, если бы не лодыжка, — ответила Джорджия. — Дети такие непоседы, но мы решили, что сегодня ей лучше полежать, чтобы не случилось осложнений после ушиба головы.

«Мы»… Коппер вздрогнула. Хоть это вырвалось невольно, но спокойствие и рассудительность Джорджии остро напомнили ей о ее собственной никчемности.

— Пойду проведаю ее, — вяло сказала она.

Меган со скучающим видом сидела среди подушек, но, заметив Коппер, просияла и заторопилась продемонстрировать забинтованную ногу.

— У меня растяжение, — гордо сообщила она и тут же попросила: — Почитай мне.

— Не сегодня, мое солнышко, — сдавленным голосом сказала Коппер, присаживаясь на край кровати. Горло стиснула судорога, трудно было глотать. — Я должна поехать в Аделаиду.

— А я? — вскинулась Меган.

— А ты останешься здесь и позаботишься о папе, — покачала головой Коппер.

— А когда ты вернешься?

Коппер замялась. Она собиралась сказать Меган, что вернется через недельку-другую, но, может, это более жестоко, чем сразу сказать правду?

— Меган… Я не вернусь.

Никогда в жизни ей еще не было так тяжело.

Меган уставилась на Коппер, ее голубые глаза, и без того огромные, становились все больше и темней.

— Ты не можешь уехать!

Больше всего Коппер боялась этой минуты, но во взгляде Меган было нечто худшее, чем она могла вообразить.

— Папа говорил, ты насовсем останешься с нами.

Голосок Меган взметнулся до крика, сорвался, и полились горькие слезы.

— Меган, милая…

Коппер прижала плачущую девочку к себе и разрыдалась. Слезы обжигали ей щеки и стекали на темные кудряшки Меган.

— Прости меня, — шептала она, понимая, что для маленькой девочки одного «прости» мало, — Джорджия будет заботиться о тебе, ты ведь любишь Джорджию?

— Не нужна мне никакая Джорджия, — всхлипывала Меган, — мне нужна ты! Ты же сама говорила, что останешься навсегда!

— Меган, я… — Слезы мешали говорить, голос дрожал. — Я не хочу уезжать. Мне хотелось бы остаться навсегда.

— Тогда зачем ты едешь?

Как объяснить такое четырехлетнему ребенку?

— Меган, ты любишь папу?

Темная головка с готовностью кивнула, и Коппер собралась с духом:

— Вот и я тоже, а он меня не любит.

— Любит! Любит!

Коппер хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать звонкого голоска Меган.

— Знаешь, когда любишь человека, желаешь ему счастья, даже если сама несчастлива. Вот и я так. Думаю, твой папа будет счастливее, если меня с вами не будет.

— Нет! — рыдала Меган. — Он тоже хочет, чтобы ты жила с нами!

Коппер крепче прижала малышку к себе, поцеловала кудрявую макушку.

— Я здесь никак не могу прижиться, Меган, — сквозь слезы говорила она. — Но ты знай: я очень люблю тебя и буду любить всегда. Ты будешь умницей ради папы, правда ведь?

Меган не ответила, только отчаянно уцепилась за Коппер, мешая уложить себя в постель. В конце концов Коппер пришлось сидеть и баюкать девчушку, пока та не уснула, обессилев от слез.

Коппер укрыла ее, нежно отвела спутанные кудряшки с раскрасневшегося, заплаканного личика. Она еще долго стояла и смотрела на вздыхающую во сне Меган, и сердце у нее разрывалось, а потом тихо вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.

— Ты не можешь уехать! — протестовала Джорджия, когда Коппер посвятила ее в свои планы. — Нельзя вести машину в таком состоянии.

— Придется, — онемевшими губами произнесла Коппер и села, сгорбившись как старуха.

Джорджия расстроилась.

— Я знаю, вы с Мелом поссорились вчера ночью, — робко начала она. — Он выходил из спальни с таким видом, будто мир рушится. Просто у вас был очень тяжелый день, вы оба переволновались… Поговорите, и я уверена, все обойдется.

— Мы с Мелом уже поговорили. Хватит! — возразила Коппер. Ее одолевала усталость. Странно, еще нет девяти. — Я тут не у дел, Джорджия. Верхом ездить не умею, починить машину не умею, ногу перевязать не могу, а вчерашний день показал, что не гожусь даже смотреть за Меган.

— Ерунда все это, — решительно перебила ее Джорджия. — Главное — вы с Мелом любите друг друга. Останься, поговори с ним вечером.

— Не могу.

Коппер скривилась от рыданий. Она не вынесет больше отвращения и презрения в глазах Мела. Хватит с нее и одного раза.

— Правда, не могу.

— А что мне сказать Мелу, если он спросит, почему ты уехала?

Коппер подняла чемодан. В спальне на подушке лежит ее экземпляр контракта, разорванный пополам.

— Ничего не говори. Он сам поймет.

Плача, Джорджия проводила Коппер до машины.

— Тебе надо остаться, — всхлипывала она, обнимая Коппер на прощание.

— Нет, так будет лучше для всех. — Коппер смахнула слезы. — Джорджия, ради меня позаботься о Меган. И передай Мелу… Скажи ему, что я очень сожалею… обо всем.

— Вечером я вышлю брошюру почтой, — сказала Коппер в трубку, потирая занывшую вдруг шею. И как это раньше ей нравилось работать в офисе?

Последние десять дней она пыталась по кусочкам собрать воедино свою прежнюю жизнь, но ни на минуту не могла отделаться от ощущения мутной нереальности происходящего. Реальной была лишь непроходящая боль в сердце. Дни тянулись бесконечно, а впереди был лишь вечер, унылый, как все вечера теперь. Раньше Коппер нравился неумолкающий шум и стремительное движение большого города, но теперь она возненавидела в этом городе все: асфальтированные дороги, запах бензина, беспрерывно трезвонящий телефон, многочасовой рабочий день, заполнение бесчисленных бланков и рассылку брошюр в больших конвертах.